Воцарилась тишина, и я поняла, что у нас общих тем для разговоров почти не осталось, слишком уж разная жизнь.
– А всё-таки, кто такие желтобрюхи? – спросил брат, прерывая затянувшуюся паузу.
– Это жуки такие, напоминают земных жуков-навозников, только на своем панцире они выращивают драгоценный камень морил, за свою жизнь желтобрюхи могут вырастить от 10 до 15 камней. Поэтому они очень ценятся.
– Да, очень дорого за указку получается, – хмыкнул брат, – а ты, сеструха, талант! Я б так не смог.
– Смог бы, если очень и очень понадобилось, – подмигнула я Глену.
– В таком случае я бы и мир кверху ногами перевернул, – рассмеялся брат.
– Не жалко мир-то?
– Когда очень надо, уже ничего не жалко, – ответил брат.
– В этом ты прав, – согласилась я с ним, – пойду, пожалуй, прогуляюсь. Спасибо за угощение.
– Вот, мать, я же говорил, худая, почти ничего не съела, – неодобрительно покачал головой папа.
– Да я ела недавно, – начала я оправдываться, как в детстве
– Знаю, я твоё недавно, – проворчал отец.
– Пойдём, Лив, прогуляемся, нам есть о чем с тобой поговорить, – в своей манере, не терпящей возражений, сказала мама.
– Пошли, – вздохнула я, поднимаясь, это была не самая желательная компания для прогулок.
Эти чувства из прошлого иногда ко мне
возвращаются. Вместе с тогдашним шумом
дождя, тогдашним запахом ветра…
Харуки Мураками. Дэнс, дэнс, дэнс
Видящий. Циания
– Время истекло, тебе пора возвращаться в свою жизнь, – сказала наяда, неслышно соткавшись из тумана, постоянно скрывающего поверхность воды.
– Мне и тут нормально, – пожал я плечами.
– Мне не хочется тебя отпускать, но такова воля Создателя, – прошелестела наяда, подплыв ко мне ближе и приняв привычный облик Оливии.
Это был её любимый облик, хотя меня он совершенно не беспокоил, мне было всё равно в кого превращается наяда, я не чувствовал ничего, и кажется, я никогда ничего не чувствовал.
– Ты готов? – тихо спросила она, подплывая вплотную, так, что её влажное, невесомое, сотканное из тумана тело касалось моего обнажённого торса, но и это меня не волновало.
– Нет, но это не имеет значения, – ответил я.
– Тогда начнем, – прошелестела наяда, впиваясь холодными невесомыми губами в мой рот.
Первое, что я ощутил был холод – пронизывающий, выворачивающий кости, холод, идущий от каменных стен.