– Все кончено, – услышал он шепот у себя над ухом.
Ламоль обернулся и увидел, что его держит Мольк Моляшкин, а за ним толпится несколько любопытных молей.
– Героическая смерть, но совершенно бессмысленная, – сказал Мольк, глядя на то, что некогда было Симолем бе Моллем.
– Мой отец был благороднейшим и храбрейшим предводителем клана, – сказал Ламоль, чувствуя, как у его глаз закипают слезы. – Я надеюсь, вы почтите его память как должно.
С этими словами Ламоль отправился к Молетте, ибо негоже, чтобы жена нового предводителя узнала новость последней.
На поминальной тризне собрались все бе Молли и очень много Моляшкиных и Молишкиных. Бе Молли выглядели растерянными и бледными, многие из них плакали. Моляшкины и Молишкины были вежливо молчаливы и в меру любопытны. Наверное, поэтому на поминальном обеде не было произнесено ни одной из тех длинных пышных речей, которыми славились похороны бе Моллей.
Печальные кавалеры и дамы бе Молли с напудренными лицами и в напудренных париках подходили к Ламолю и приносили ему клятву верности. У всех них было что-то одинаковое в глазах и, когда Ламоль понял, что это, его волосы под париком зашевелились от ужаса. Они все чего-то ждали от него, более того, они на него НАДЕЯЛИСЬ! Как будто он был волшебником, ибо помочь им сейчас могло только чудо.
– Примите соболезнования, ваше величество. У вас будет много забот.
– В наших обстоятельствах нам необходим молодой и энергичный правитель.
– Как хорошо, что именно вы теперь наш глава.
– Мы любим вас, ваше величество.
Все они проходили мимо как тени и шелестели как тени. Ламоль попытался улыбнуться, но у него не получилось. Он склонился к жене и прошептал ей на ухо:
– Моя дорогая, чего они хотят от меня?
– Они хотят, чтобы вы сказали им, как жить дальше.
– Но я не в силах! Я не знаю, что им сказать!
– Успокойте их. Скажите им, что все будет хорошо.
– Но я не знаю, будет ли.
– Вам все равно придется это сказать.
Только через несколько часов Ламоль смог вырваться из банкетного зала под предлогом того, что от сильной скорби у него разболелась голова. Он и вправду чувствовал себя так, будто кто-то большой взял его в зубы, долго возил им по полу, бил по стенам, а потом прошелся по нему сверху. И не скорбь по отцу была тому виной. Его измучили мысли. Ламоль чувствовал себя загнанным в тупик. «Я – пустой, слабый и глупый, – думал Ламоль, – я проведу остаток своих дней под мощным крылом Молька Моляшкина, и не смогу ничего изменить ни в своей жизни, ни в жизни моего народа».