Хотя в картине «Пётр I допрашивает Царевича Алексея в Петергофе», художник вырисовывает аж две картины пейзажа, что по склонностям претит его творческому амплуа. Картины на историческую, религиозную тему – да. Пейзажи он оставляет писать Левитану, Саврасову и Шишкину. А разбросанные бумаги по полу (в рассматриваемых нами обеих картинах) – разве это можно назвать избеганием художником рутинной работы. Хотя в картине допроса царём сына они не уместны. Обе фигуры кажутся спокойными. Поднять бы Алексею в согбенной позе уроненные папой бумажки. И, возможно, этот разговорчик не закончился бы «посадкой» сыночка на кол.
Хотя Николай Николаевич не был плодовит, не вскидывайте брови любезный читатель, я имею в виду плодовитость в прямом, физическом смысле, но имел постоянную нехватку денежных средств для безбедного проживания. Маковскому и Серову в этом вопросе был не чета. Всего два сына, умудрившихся в зрелом возрасте жениться на своих двоюродных сёстрах. Поэтому экономил на отказе использовать в написании своих картин натурщиц и натурщиков. Но им был найден трудоёмкий, но дешёвый способ выходить из столь щекотливой ситуации. Ещё, учась в академии художеств, он обнаружил в себе задатки скульптора. Этим он воспользовался позже. В качестве натуры он лепил из глины прообраз человека, предполагаемого прописать на картине. Скульптурный шедевр ему был не нужен. А вот светотени на скульптурном ваянии позволяли ему переносить их на холст. Хитро, трудоёмко, но практически бесплатно. Два ведра, ну, три с натяжкой, купил или сам накопал, если недалеко. Вылепил. И дожидаться не надо пока высохнет. Поставил полученный «шедевр» под свет, исходящий из проёма окна, нужным образом. И малюй «натуру».
Портреты, основная статья дохода художника, – здесь вообще никаких проблем. Заказчик сам является натурой. И глины не надо. Хотя для портрета Л.Н. Толстого всё же лепил. И это понятно. Натурные зарисовки могут отвлекать великого, занятого человека. Потомки (не только писателя, берите шире) могут не простить художнику такую не заботу. Писателю вдруг время схватиться за перо, а он манекеном восседает на кресле. А то, что Лев Николаевич в это время был чрезвычайно занят, я нашёл подтверждение в Полном собрании сочинений писателя, т27, стр. 714. В октябре 1890 года (стараюсь быть точным и неопровержимым) Толстой получает по почте статью «Диана» из Америки об отношениях между полами. «Третьего дня был доктор Богомольцев (какая подходящая фамилия по случаю перевода статьи с интимным содержанием текста), и я с ним переводил статью «Диана» о половом вопросе очень хорошую. Вчера ее изложил и нынче поправил во время сеанса с Ге». Статья, о которой писал Толстой, называлась так: «The twain shall be one flesh». Diana, a psycho-physiological essay on sexual relations for married men and women». Burns and Company. New-York. «И будут два в плоть едину». Диана, психа физиологический очерк о половых отношениях, для вступивших в брак мужчины и женщины». «И будут два противоположных пола в половой любви едины» – моя интерпретация перевода. Интерпретэйшен даёт мне возможность это сделать. Льву Николаевичу чуть за шестьдесят. Есть порох ещё в пороховницах. Не весь ещё разошёлся. Горят искорки в глазах у писателя. Скульптор-художник и так елозит глину, и этак. Не получается искру в глазах писателя запечатлеть во влажном, липком месиве лепнины. Аж лысина вспотела у творца. «Утрись, браток, упрел уж ты давно» – глаголит, чуть с усмешкой, Толстой-натурщик с кресла своего.