Наконец заполнил все бланки, собрал их в стопочку и сунул Монаховой.
– Андрей, готовься к пробе Штанге‑Генча! – предупредила она меня.
– Наташ, помилосердствуй! – взмолился я. – Дай отдышаться!
– Ладно, перерыв пятнадцать минут, – согласилась Монахова.
Вздохнули свободно. Четверть часа можно жить! Салифанов выудил откуда‑то из‑под грота помятый «бычок», со вкусом раскурил его, прислушиваясь к своим ощущениям.
– Совсем дурной нынче стала наука, – заявил он, выпуская через ноздри сильные струи дыма. – Раньше сидел себе какой‑нибудь плюгавенький алхимик в чулане и, знай себе, лепил открытия одно за другим. Милое дело. И себе удовольствие, и другим жить не мешал. Чудненько! Если что‑нибудь не то нахимичил, ему головенку оттяпают, только и всего, соседи даже ничего и не заметят. А сейчас наука нужна кому‑то там, а кровушку из нас сосут здесь. Вурдалаки, а не ученые. И еще голову ломают идиотскими вопросами. «Нравятся ли мне в женщинах мужские черты?» Каково, а? Или «Появляется ли у меня желание прыгнуть вниз, когда я нахожусь на высоте?» – Сергей потряс в воздухе кипой бланков. – Я не то что с высоты сигануть, я в петлю буду готов скоро полезть от такой жизни!
Сергей сделал последнюю затяжку, затушил окурок, который теперь был еле виден в его пальцах, и запрятал вновь в складки паруса.
– Теперь можно продолжать. Берите меня тепленького. Я – ваш! – мрачно сказал он.
Монахова не заставила себя просить дважды. Споро замерила у него пульс, давление и уложила на спальник.
– Вот этот тест мне нравится больше всего, – заметил Салифанов, устраиваясь поудобнее. – Хоть полежать можно.
Монахова вытащила из чемоданчика два небольших матерчатых мешочка, набитых песком.
– Готов? – спросила она.
– Всегда готов! – бодрым пионерским приветствием ответил Сергей. – Валяй, издевайся! – И он зажмурил глаза, смиренно сложив руки на груди.
Наташа аккуратно уложила мешочки ему на закрытые веки. Нащупала пульс.
– Если усну – не будите, – притворно слабым голосом попросил Сергей.
– Не разговаривай! – оборвала его Наташа. Сергей чуть шевельнулся, и один из мешочков упал. Монахова снова водрузила его на место.
– Ильичев, придержи сбоку, – попросила она.
– Может, сверху надавить? – злорадно предложил я. Салифанов забеспокоился:
– Отгоните этого олуха, а то мне до конца жизни придется плакать мокрым песком!