Над гигантской пропастью царила мёртвая тишина, наполненная ощущением чёрной тоски, злободневности и безысходности. Мой взгляд плавно кочевал от линии горизонта то вверх, то на дно пропасти, пытаясь уловить хоть какие-нибудь шевеления, но всё было зря. Мной правил не то чтобы интерес, скорее уж безделье, которое необходимо было перекрыть. Я стоял почти на самом краю, босые ноги будто утопали в мягкой земле, но откуда-то была уверенность в устойчивости. Страх перед падением отсутствовал полностью. Мне казалось, что яма странно манит меня к себе, желая поглотить в своё чрево, словно темнокожая богиня Билкис из одной хорошей книжки, явно недетской. В то же время я не мог вспомнить, откуда она здесь – яма, – вот что странно. Ведь раньше тут был обычный жилой район, тихий и спокойный. Такой же, как и все остальные: с дюжиной домов, дорогой и детской площадкой, которая в отчаянные времена могла послужить парковкой… Но всё это куда-то делось. Вообще, само по себе «всё» обладает таким нехорошим свойством, как «деваться», причём делает оно это чаще всего «куда-то». Нетрудно догадаться, что проблемы с ориентированием в пространстве не позволят найти концов в этой головоломке.
Но всё-таки кое-что осталось – я увидел его в нескольких сотнях метров от себя. Престарелый железный ларёк – один из откликов святых нулевых, времени моего детства, пахнущий миром, светом, ржавчиной и гнилью. Из тех времён, когда во мне не было ни капли пошлости, психоза и недобрых помыслов… Неужели такое действительно было? Трудно даже представить, кем бы я был, если бы наводнение две тысячи первого года не случилось никоим образом. Возможно, сейчас бы здесь стоял абсолютно другой человек, а, может, вообще бы тут никого не было. Сила ямы померкла по сравнению с возникшей ностальгией, и я направился к ларьку. Оказывается, он вполне себе функционировал. Постучал три раза. Помню, кто-то рассказывал мне, что если ты ещё живой – необходимо стучать три раза, потому что пробуждённые мертвецы будут неумолимо и ритмично долбить миллионы раз со всей силы. Хочется верить, что мертвецы сюда стучать не явятся. Окошко распахнулось, внутри мне удалось разглядеть тёмный изуродованный старостью лик женщины. Она молча скалила своё отсутствие зубов, ожидая, что я что-нибудь куплю. Смешно. Денег у себя в кармане не ощущал, по меньшей мере, десять лет. Даже и не помню, как они выглядят. Страна уже, наверное, на другую валюту перешла.