По плечам пробежал холодок.
Колючий снег безжалостно ранил бледную кожу на босых ступнях. Изо рта вырвался пар. Тело содрогнулось в попытке согреться. Зубы застучали. Я обхватила себя руками. Огляделась.
– Мамочки, – проскулила я. – Как же холодно!
На краю леса действительно стояла моя мама. Она держала в руках знакомый пуховик цвета лаванды, вязаную шапку с меховым помпоном и сапоги. Неверной походкой я устремилась навстречу. По щеками ползли обжигающие слезинки.
Мама молча накинула мне на плечи длинное пуховое пальто, застегнула молнию, помогла обуться. Я тут же спряталась в капюшон, избегая несуразного головного убора с объёмными косами. Любви к шапкам я не питала, копна каштановых волос хорошо защищала голову от любого холода.
Слышать мир, улавливать мельчайшие оттенки звуков – это казалось важнее. Но в присутствии родительницы приходилось по-детски прятаться под шуршащий купол.
– А ведь я давно взрослая! – почему-то разозлилась я и смахнула капюшон с головы.
Мы жили на окраине, недалеко от Графской площади. А когда вышли из леса, с катка долетела романтическая трель саксофона. Я на миг прикрыла глаза и глубоко вдохнула, впитывая музыку каждой клеточкой своего существа. И тогда вспомнила про чудесный аромат дикой фиалки. Повела носом и услышала! Да-да, именно услышала манящие пары, словно изливающиеся из колдовского котла.
Может быть, в одной из тех привлекательных лавочек с напитками и пирожками и правда варили что-то необычное?
– Я загляну к фонтану, – объявила маме.
– Ида, пойдём домой? – она пыталась воззвать к разуму, которого я, кажется, недавно лишилась. – Ты же совсем голенькая. Не считая верхней одежды.
Аргумент слегка отрезвил. Действительно. Что это я?
– Одеваться! – кивнула я и припустила к дому с удвоенной скоростью.
Запах фиалок. Ускользающий, робкий. Но в то же время такой явный, что сводил с ума. Заставлял вертеться из стороны в сторону, искать.
Я устроилась верхом на бортике старинного фонтана на Графской площади. Без коньков – фиолетовый цвет коленей требовал повременить с физкультурой. Дно скрывалось под толстым слоем снега. Рыбы в центральной композиции высовывали из сугроба лишь приоткрытые пухлые губки, из которых летом текла вода.
На свежем воздухе мысли кружились размереннее, будто повторяя танец мелких редких снежинок.