Впервые за много лет он начал чувствовать себя по-настоящему свободным. В новом доме обнаружился большой склад еды, одежды и других, вроде бы нужных в быту вещей, большей частью из которых, впрочем, Туран даже не собирался пользоваться.
Например, ему совершенно не были нужны часы, бумага и карандаши, а еще книги, которых здесь была целая куча. Хотя одну из них Туран даже вытащил из коробки и подолгу рассматривал – отлично оформленный художественный альбом с репродукциями Айвазовского.
Некоторое время Тигр принюхивался к глянцевым листам и даже пару раз попробовал их лизнуть в надежде снова ощутить солоноватый вкус морской воды, неповторимый аромат утренней свежести на берегу, запах нагретой солнцем смолы на шершавых стволах сосен, растущих на побережье. Это все уже было когда-то давно в его прежней, почти забытой жизни.
И непременно корабли… много кораблей, а на них крепкие громкоголосые парни, все как на подбор в полосатых бело-голубых рубашках с подвернутыми к локтю узкими рукавами. Туран ложился на кровать, прикладывал альбом с картинами к животу и долго прислушивался к своему дыханию.
Иногда, пролежав так добрых полчаса, ему вдруг начинали чудиться крики береговых чаек, заковыристая мужская брань и плеск волн, бьющихся о борта лодки. Он отчаянно пытался вспомнить что-то еще, поймать ускользающие виденья, хотя бы тот берег, где бывал прежде… скоро начинала болеть голова, ломило виски, и Туран убегал к ручью, смочить воспаленные глаза студеной влагой.
В такие минуты мучительно хотелось, чтобы рядом оказался кто-то еще – тихий, безмолвный, кто понял бы его состояние без лишних рассуждений, хотя бы просто положил руку на плечо. И чтобы рука эта была непременно маленькой и нежной.
А вот такие мысли Туран уже старался гнать от себя, приложив все волевые усилия, на которые был способен. Потому что, мысли эти вместе с потоком крови опускались из его головы гораздо ниже, чем он мог себе позволить.
И тогда не помогали уже ни изнуряющие тренировки, ни выматывающий бег по лесу, ни даже обливания холодной водой из бочки под навесом веранды домика. Сам ненавидя себя за это возбужденное состояние и яростно отвергая естественные потребности, Туран все-таки безумно хотел женщину.
И чем более это было невозможно сейчас, тем сильнее ему хотелось… хотя бы для начала просто снова увидеть ее – какую-то пусть даже чужую женщину, услышать ее голос, смех – легкий, чистый, словно говор ручейка в лесной ложбинке.