– Однажды под вечер лесною тропой… – тихо напевал я, привалившись к стволу дерева. – Со службы солдат возвращался домой…
Стало темнеть, причем весьма быстро. Эх, сегодня, видимо, не светит дойти до реки. Надо искать место для ночлега, да и костер не помешает развести. Только вот чем? В кармане у меня были только смартфон, канцелярский нож да Санина сотка, которую уже какой месяц вернуть не могу. Придется обходиться шнурками, хорошо хоть кроссовки надел с ними, а то палочку о палочку тереть можно до морковного заговенья.
– Тропинка исчезла, он сбился с пути, – совершенно не по мотиву, бодренько, напевал я одну из любимых песен. – Не знает, бедняга, куда же идти.
С песней сбор веточек и хвои был гораздо веселее.
– И вспомнил он матушки старый зарок – в лесу ночевать опасайся сынок.
Сложив все это в симпатичнейший костерок, с помощью канцелярского ножа вырезал выемку в сухой широкой ветке и раскрошил туда удачно найденный трутовик.
– Там в чаще глухой не один уже год…
Сделав лук из шнурка и вставив в него палочку, принялся за добывание огня старым дедовским способом, может, даже прапрадедовским. Хе–хе.
– А может лет сто или двести живет…
И когда я хотел уже во все горло запеть припев, раздался заливистый девичий смех, который напоминал нежный перезвон колокольчиков.
Вдоль позвоночника резко стало холодно, потом озноб страха перекинулся и на все тело.
А смех все продолжался, к нему уже присоединились несколько других, не менее мелодичных.
– Лесная царевна прекрасна как ночь… – тихо просипел я, медленно оглядываясь. Смех, казалось, звучал отовсюду. – Русалки болотной и лешего дочь…
Смех резко стал громче, едва не оглушив, потом также резко он прервался.
– В черные очи опасно смотреть…
Прямо передо мной, в десятке метров из–за деревьев, вышли три девушки. Одетые только лишь в белые сарафаны с длинными, черными свободно распущенными волосами. Их идеальная белоснежная кожа, казалось, светилась в темноте. Черные глаза притягивали, не давая отвести взгляд. Они были мистичны и прекрасны до жути.
Словно сомнамбула я начал вставать без выражения по нарастающей, припевая:
– Заманит в болото на верную СМЕРТЬ!
Последний непроизвольный выкрик напугал не только меня, поскольку за мгновение до того, как что есть духу припустить в противоположную сторону, увидел, что они вздрогнули.