Когда я вышла из клиники в тот вечер, я остановилась на аллее и почувствовала себя причастной, привязанной – ко всем этим больным и немощным, ко всем этим умирающим. Я стояла и смотрела на печальную аллею с фонтаном, такую красивую на этом празднике смерти. Я спросила себя, как проживу эти полгода? Что я буду делать? Путешествовать? Писать картины? Что?.. А потом я пошла домой, поужинала, легла спать. Утром встала и пошла на работу. Я шла и умирала, ехала в автобусе и умирала, писала код и умирала, ела обед и думала – зачем? Я смотрела в потолок перед сном и чувствовала какую-то ужасную обиду на весь мир сразу, потому что мне не дали успеть что-то, что-то очень важное, что я должна была сделать, но я… я даже не знала, что это. Понимаешь?! Я даже не смогла найти то важное, что мне нужно успеть сделать.
Нет ни смысла, ни выбора – ничего. Вообще ничего. И почему-то от этого так больно… оттого, что остаётся лишь только продолжать жить свою грёбаную жизнь, продолжать умирать и, главное…
– … это нормально. Это естественно. Люди живут. Люди умирают.
В глазах Ремы читался какой-то ужас, почти отчаяние. На её глазах наворачивались слёзы, и от этого мне было ещё паршивее – я не разделяла её чувств, не дорожила ей, не скучала по ней, не хотела бы держать её за руку перед смертью и просить прощения даже за то, чего не было.
– Это лечится?
Я покачала головой.
– Это, знаешь, это так странно. Я имею ввиду, это чувство, что ты смертельно болен… В одно мгновение жизнь делится на до и после, – смерть касается своей холодной кистью твоего левого плеча, и после этого… – вроде как теперь я больше вместе с мёртвыми, нежели с живыми.
– Не говори так! – Рема, по случаю сидящая слева, потрясла меня за плечо, а потом резко отдёрнула руку. Я усмехнулась:
– Ты замёрзла.
– Ничего подобного, я… Я помогу тебе. Обещаю. Я… – растерянно бормотала она.
– Мои лёгкие перестают выпускать воздух.
Рема молчала.
– Ирония судьбы. Больше всего в жизни я боялась умереть от удушья.
Она запустила пальцы в свои волнистые рыжие волосы и закрыла лицо руками.
Я чувствовала себя проклятой. Я чувствовала внутри тьму, скользкую и мерзкую, колючую и непроглядную. Это была смерть, наполнявшая мои лёгкие.
– Спасибо, что привела меня сюда, тут очень красиво.
Я сделала это. Я сказала ей. Она услышала, что хотела. И больше я не видела смысла сидеть здесь дальше. Я хотела уходить, но Рема, кажется, уходить не планировала. В её напряженном молчании чувствовалось, как роятся мысли в её голове. Всё ещё продолжая напряженно вглядываться в сумерки, она тихо, но очень серьезно, спросила: