Давешнего парня в котелке Максим Михайлович обнаружил в безликой официальной передней. Головной убор красовался на расшатанном столике. Неизвестный закрылся The Times. Сабуров наметанным глазом определил, что парень изучает страницу некрологов. Тоби, свернувшийся в клубочек рядом с продавленным креслом, приветственно заворчал. Парень опустил газету.
– У вас воспитанный пес, мистер Гренвилл, – одобрительно сказал он. – Я предлагал ему печенье, однако он даже не посмотрел в мою сторону.
На блюдце рядом с пустой чашкой валялись крошки. Максим Михайлович взялся за поводок Тоби.
– Воспитанный, – согласился он. – Вы, кажется, решили рискнуть зубами, мистер.
Парень поднялся.
– Можете называть меня мистер Грин, – корректно сказал он. – Я привык к корабельным бисквитам, мистер Гренвилл. Раньше я служил на флоте ее величества.
Сабуров хотел отпустить шпильку касательно выбора фамилий служащих остающегося неизвестным ему ведомства, но прикусил язык.
– Раньше вы жили в Ливерпуле, – он забрал с вешалки красного дерева свое пальто и котелок. – Я прав?
Мистер Грин развел руками.
– Туше, как говорят континентальные соседи. Для иностранца вы хорошо разбираетесь в наших акцентах, мистер Гренвилл.
Максим Михайлович поднял бровь.
– Я родился в особняке графов Гренвиллов в Мэйфере, мистер Грин. Сейчас там обитает герцог Бедфордский, наезжая в столицу.
Отец нынешнего пэра Англии купил дом после окончательного разорения дядюшки Гренвилла. Коллекция картин, которую Сабуров помнил с детства, ушла с молотка. Пару холстов он недавно увидел в Национальной галерее. Тезка его покойной матери, леди Элизабет Гренвилл, позировала во времена Марии Кровавой живописцу Антонису Мору.
– Она была рыжая, как твоя покойная мать, – Сабуров услышал надтреснутый голос отца. – И тоже прожила недолго.
Сухие пальцы листали старинный том с гравюрами, потом проданный за бесценок какому-то петербургскому старьевщику.
– Ее муж сгорел на костре, отказавшись отречься от протестантизма, – отец закашлялся. – Она родила в Тауэре мальчика и умерла. Ходили слухи, что Мария Кровавая хотела выдать малыша за собственного ребенка, однако той порой она тоже была при смерти.
Захлопнув книгу, отец подытожил:
– Гренвиллы выживали в Тауэре, а Сабуровы в сибирской ссылке. Мы люди упрямые.
Максим Михайлович, которого успели похоронить заживо, тоже считал себя упрямым человеком.