«Отец Никанор, ты где? Ты живой?» – услышал он голос издалека. Он спешно вернулся и выглянул из лаза.
На платформе стояли Рахим и подросток лет двенадцати. Нагруженный ослик отдыхал у кипы досок.
– Я сейчас, – сказал он, вернулся за книгой, взял её подмышку и осторожно спустился по лестнице.
– Я уже волноваться начал, – сказал Рахим. – Пришли, а никого нет, только костёр дымится.
– Изучал местные достопримечательности, – сказал он. – Вот книгу старинную нашёл. Передашь археологам?
– Почему не передать, – сказал Рахим. – Съезжу в музей в Бахчисарай. Там и денег, наверное, заплатят.
– Деньги себе оставишь, – сказал он. – За труды!
– Ахмат, – Рахим сказал несколько слов по-татарски пареньку, с любопытством взиравшему на его рясу. Тот молча направился к ослику. – Племянник мой, охламон конкретный, мать не слушается, дерзит. Я его на трудовую терапию взял, не против?
– Не против, – сказал он. – Руки всегда сгодятся.
Сначала они с женой ругались, первый, наверное, год совместной жизни, может быть, полтора. Скандалили негромко, неудобно перед мальчишкой, и быстро, он замыкался в себе, уходил на кухню и втыкался в интернет, жена также хмуро смотрела всё подряд по телеку. Причины, как обычно, были пустяковые, но оба хорошо понимали, что семейная жизнь не складывается, и парень просто первая преграда и не более того. Он несколько раз предлагал расстаться, жена пускалась в плач, и на какое-то время наступала мирная эпоха. Он так до конца и не понял, зачем жене была нужна эта непутевая семейная жизнь, неужели только из-за того, что у него просторная, трёхкомнатная квартира, доставшаяся в наследство от родителей, и жене от этой квартиры до работы полшага не торопясь, неужели так всё банально и примитивно.