– Вы, несомненно, правы, генерал, – тактично сказал Шарп, – но, если нам не пришлют пополнение, работать круглосуточно мы не сможем.
Рансимен, как уже уяснил Шарп, был покладист при условии, что его называют генералом. Полковник хотел одного: чтобы его оставили в покое, не мешали спать, есть и жаловаться на объем работы, исполнения которой от него ждут.
«Даже генерал по большому счету всего лишь человек», – любил он говорить Шарпу, пеняя на непосильную нагрузку: совмещение обременительных обязанностей офицера связи с ответственностью за снабжение. На самом деле заместитель полковника, как и прежде, отлично справлялся с этой службой, но до официального назначения нового генерал-вагенмейстера подпись и печать Рансимена требовались на каждом административном документе.
– Но ведь вы могли бы передать печати заместителю, – предложил Шарп.
– Никогда! Не смейте говорить, что Рансимен уклоняется от своих обязанностей. Никогда!
Полковник выглянул из комнаты – посмотреть, как повар распоряжается зайцем, застреленным Дэниелом Хэгменом. Одолеваемый апатией, Рансимен был бы не прочь передать Шарпу свои полномочия в отношении Ирландской королевской роты, но даже для столь беспечного человека девятнадцать дезертиров за две ночи были достаточной причиной для беспокойства.
– Черт побери, приятель! – Он обернулся, убедившись, что дела у повара продвигаются как надо. – Это сказывается на нашей боеготовности, разве вы не понимаете? Нужно что-то делать! Если так пойдет и дальше, через две недели у нас не останется ни души!
Что, подумал Шарп, полностью отвечало бы интересам Хогана. Ирландская королевская рота, как и предполагалось, разваливалась сама по себе. Но Ричард Шарп отвечал за обучение этих парней, и врожденное упрямство не позволяло ему махнуть рукой на вверенную его заботам роту. Черт возьми, он сделает из гвардейцев солдат, хочет того Хоган или нет!
Рассчитывать на помощь лорда Кили не приходилось. Каждое утро его светлость просыпался в дурном расположении духа, которое продолжалось до тех пор, пока прием алкоголя не приводил к приступу веселья, обычно растягивавшегося до вечера, когда веселье сменялось мрачной угрюмостью, усугубленной проигрышем в карты. Потом он спал до позднего утра, и цикл повторялся.
– Как, же, черт подери, – спросил Шарп у заместителя Кили, капитана Донахью, – он заполучил гвардейскую роту?