Возымел он такое намерение и пошёл к верхушке завода конного об отставке просить, но в ответ получил на свою декларацию лишь отказ: «Как же так? – говорят. – Уплатили мы деньги немалые за твоё обучение, а ты ишь что удумал, бессовестный! Нет! – молвят. – Отработай сперва, а потом уж иди на все четыре стороны».
Загрустил добрый юноша, руки и голову опустил, бредёт по улице, чуть не плачет. Навстречу ему старичок идёт, улыбается. Расспросил он юношу, проникся горестью его, пожалел в меру и говорит: «Всё, что ни делается, всё к лучшему. Ты вот грамоте и письму своему долго ль учился?» А писарь в ответ: «Ох, как долго!» – «Так и моему делу учиться надобно. Отработай срок, сколько велено, ну а я мастерству топографическому обучу тебя тем временем!» – «Так ты не уедешь в столицу, дедушка?» – спрашивает юноша. А старичок отвечает: «Нет, не уеду! Карты почтой отправлю, а сам тут помирать останусь. Больно любы мне места здешние!»
Прошло лет несколько. Старичок, как и обещал, обучил писаря делу своему топографическому, рекомендации справедливые о нём отправил куда надобно да и помер тихонечко. Показалось тогда юноше, будто никто кроме него и не заметил, что жил тут когда-то топограф заезжий военный – хороший человек, а теперь вот не стало его. Ещё старушонка хворая, в доме которой жили они, заметила кончину служивого, загрустила вдруг и вслед за ним вскоре отправилась, ветхий домишко свой перед этим писарю завещав. Схоронил юноша старичков в могилке одной, чтоб веселее им вместе было, продал дом старушонкой завещанный, попрощался с сестрой, что пропа́сть не дала сиротой в малолетстве, и уехал в столицу.
В Петербурге, в коем бывал он уже однажды, в армию поступил на службу, сдал экзамены справно и зачислен был в Корпус военных топографов. Началась у него с тех пор карьера новая, ещё более увлекательная. Ведь в те времена работы топографической непочатый край был. Одних земель кавказских столько имелось – мерить не перемерить. Ему на три жизни хватит, да ещё и другим достанется. Туда-то его и отправили.
Провёл он на Кавказе два полных года. Из юноши в мужчину обернулся, густые усищи нацепил на лицо. Из стажёров команды учебной топографом стал самостоятельным и в горы, коих было тут видимо-невидимо, влюбился без памяти. Тянуло его теперь на вершины заснеженные не только по служебной надобности, а ещё и из любопытства праздного. Стал он в хождении по горам так ловок, что даже прозвище гордое получил от товарищей – Белый лев снежных гор.