весь мир, как будто двоечник, притих,
шагнув к пустынным окнам старой школы:
в них — тишина, лишь выйдет иногда
к порогу сторож, чтобы сиротливо
курнуть — воронам и котам на диво, —
еще не стар, а борода седа;
вновь над скамейкой пляшет береста
и горьковато-сладкий привкус дыма
плывёт во дворик еле уловимо —
такая нынче выдалась весна:
ни погулять, ни с другом отдохнуть,
ни заглянуть в фойе кинотеатра,
весна сменила легкокрылость кадра
на скуку дней, иной отмерив путь,
путь напряжённый, долгий, не такой,
каким он многим виделся в начале:
«Мир пошумит и, растворив печали,
все беды снимет быстро, как рукой…»
Но нет, весна сегодня не для нас,
листва и мы — во власти небосвода,
законам дань вновь воздаёт Природа,
не торопясь ведя свой пересказ
о днях былых: чума иль тиф брюшной —
на Землю много насылалось мора,
но каждый раз надежда, иль опора,
иль, может быть, какой-то свет иной
спасал землян — и грешных, и святых,
и тех, кто даже жалок и преступен;
к спасенью путь тогда не слишком труден,
когда начал великих и незлых
познаешь суть и, к миру обратив
лицо и душу, воспаришь отныне
среди глупцов, прочь от своей гордыни,
сквозь облака, несущие мотив,
мотив Творца — единственный, один;
пойми, о друг, своё предназначенье!
А я ловлю вечерних звёзд круженье
и слышу гул, весенний гул осин…
* * *
Такой апрель: не выходя из дома,
смотрю, как к солнцу тянется трава;
но для меня история знакома:
от мыслей ноет к ночи голова.
…Да, грешен я: переводя Шекспира,
считал, что в прошлом — лютая чума;
теперь моя обычная квартира —
моя защита и моя тюрьма.
Какой-то вирус — что он или кто он?
Мельчайший мир, цепочка РНК,
но без него, наверно, мир не полон —
и не осознан до конца пока.
А каждый миг — наука иль загадка?
Хрупка планета, словно электрон…
Среди страниц лежит моя закладка —
и вечный свет летит со всех сторон!