Индеец в ответ только промолчал.
– Так как же быть? – спросил Курчавые Волосы.
– Мы должны сохранить свою свободу и чему-то научиться. Хорошо учится только свободный. Сейчас я снискал среди наших людей достаточно уважения, чтобы поддержать тебя и твои планы, как только завершится великая борьба.
Курчавые Волосы взял своего спутника за руку.
– Хорошо, ты произнес правильные слова. В детстве я был рабом. Мой отец бежал к вам, взяв меня с собой. Я не хочу снова попасть в рабство вместе с вами.
– Но никто не мешает тебе уйти, куда хочешь.
– Брат мой, то же самое ты мог бы сказать и о самом себе. Десять лет ты прожил вдали от своего племени. Два года тому назад ты вернулся, чтобы разделить с нами самую тяжкую часть борьбы и пройти с нами последнюю, самую трудную часть пути. Неужели ты думаешь, что я хочу убежать и забыть вас? Даже если бы захотел, я не смог бы вас бросить. Я люблю наши вигвамы, наших женщин и детей, я люблю своих друзей и соратников больше собственной жизни.
Все это Чапа Курчавые Волосы произнес очень тихо, устремив взгляд на дощатую стену конюшни, скрывая, как сильно он растроган.
Почти час друзья просидели молча.
С наступлением сумерек они вышли за ворота, потому что хотели провести ночь не в форте, а в индейском лагере, с игроками своих команд.
В то же время Генри сидел у себя в комнате, проверяя содержимое своего кошелька. Предстоящий вечер казался ему пустым и бесконечным. Как же ему убить время? Он констатировал, что если оплатить из этих же денег еще и приветственный вечер в форте Найобрэра, то на прощальный вечер в форте Рэндалл ему уже не хватит. Но неужели он обязан подсчитывать все до последнего пенни? Надо наслаждаться одним днем! Генри спустился вниз, побродил по двору и стал приглашать то одного, то другого. При той смертельной скуке, что мучила офицеров, инженер вскоре нашел немало желающих выпить за его счет.
Маленький пир начался после ужина и завершился незадолго до рассвета.
Генри понял, что нет смысла ложиться спать. Он собрал вещи. С серым лицом, терзаемый ознобом, страдающий от похмелья, смотрел он в окно своей комнаты на двор. Куда запропастился этот ниггер? Ага, вот раздался стук копыт! У этого парня, из которого он хотел воспитать себе слугу, проснулась совесть, и он все-таки привел Генри коня.