Наконец вернулся старший охраны и заговорил с другими конвойными. Потом мы пошли дальше. Что происходит? Собираются ли они вообще дать нам немного отдохнуть? Или нам придется идти всю ночь? Мы попросили одного из нас, понимавшего русскую речь, перевести, о чем говорили русские. Ответ был неожиданным:
– Здесь нет для нас места. Нам придется пройти еще несколько километров!
Сколько же километров пути ждет нас впереди? Некоторые из нас уже еле передвигали ноги. Откуда только взялась эта земля с ее бесконечными расстояниями! Наконец появилась луна. Она смотрела на нас сверху, даря молочный свет. Может быть, она смеялась над нашими жалкими фигурами или просто строила нам презрительные гримасы? При свете луны этот путь виделся нам бесконечным. Приближалась полночь. Снова блеснул луч надежды. Где-то впереди нас в темноте заблестели лучи света. Наконец-то нас разместят на ночлег. Но мы пока не дошли до него. Впереди лежала долгая дорога, но свет давал нам какую-то цель, давал новые силы даже самым слабым, заставляя их держаться вместе с остальными. Тех, кто не мог больше идти, поддерживали.
Ну вот, наконец-то. Огоньки светят прямо перед нами. Видны норы в земле. Еще несколько дней назад нам сказали, что жить предстоит в землянках. Два дома, стоявшие здесь же, заняли русские солдаты. Оглянувшись вокруг, я почувствовал вдруг какое-то беспокойство. Как нам здесь разместиться? Командир конвоя куда-то исчез, но через несколько минут появился снова. Мы прошли еще несколько сот метров. Мои худшие предчувствия начали оправдываться. Другие тоже почувствовали что-то. Послышались испуганные вопросы:
– Неужели это возможно?
Еще как возможно! За поселком, примерно в 300 метрах от двух зданий, нас вывели на открытое пространство. На нем разметили площадку примерно 100 на 100 метров, которая станет для нас местом сегодняшнего ночлега. Площадка 100 на 100 метров, покрытая снежным ковром на 15–20 сантиметров в глубину при 30—35-градусном морозе! Сначала мы остановились там в оцепенении. Двое охранников куда-то исчезли. Они ушли греться. Двое других остались стоять друг напротив друга по диагонали. Если кто-то из нас шагнет за пределы линии ограничения площадки, заговорят автоматы. Мной овладело опустошение. Такого не может быть! Мы должны хотя бы развести огонь. Но чем? Высохшие остатки травы, веточки кустов, редко попадавшиеся то тут, то там, – все это было собрано. Мы потратили на сбор довольно много времени. Пара смельчаков попытались было пересечь запретную черту, заметив за ней более густые заросли травы, но крики часового заставили их тут же вернуться назад, на площадку. В это время кому-то удалось зажечь огонь. Склонившись на колени, он ртом пытается заставить гореть неохотно разгорающийся огонек. Он дует и дует на слабо рдеющий небольшой костер, пока чуть не ослеп от дыма и не начал задыхаться. Затем пришла очередь кого-то другого, решившего, что у него дела пойдут лучше. Вот он тоже делает несколько попыток и тоже сдается. И все же потом и другие тщетно пытаются разными способами заставить огонь разгореться. Я шагал вокруг туда-сюда, как и большинство из нас, заставляя тело продолжать двигаться. Особенно это касалось ног: нельзя было давать им останавливаться ни на минуту, следовало постоянно заставлять их топтаться на месте. Это была борьба не на жизнь, а на смерть! Не знающий жалости мороз постоянно находился рядом с нами, ждал, пока кто-то из нас устанет и упадет, повинуясь его заклинаниям. А человеческие силы рано или поздно приходят к концу! Нам бы всего пару деревянных бревен, и все мы были бы вне опасности. Но откуда здесь возьмутся дрова? Я видел перед собой только движущиеся фигуры. При слабом лунном свете различить их было невозможно. Некоторые несколько минут подыскивали себе место, чтобы лечь там на землю. Они натянули на себя все, что имели, но это не помогло. Вскоре холод стал проникать внутрь их, постепенно заползая под одежду, и они снова вскакивали, стуча зубами и подергивая руками и ногами.