Генералу это настроения не подняло.
– Свидетель, по всей видимости, до сего момента не нашел уместным высказаться. Но лучше поздно, чем никогда. Вам, Орхан, лучше рассказать нам о том, что произошло, как можно более полно.
Я собирался указать на то, что в Колофоне с меня и так уже стрясли все, что нужно, но Фаустин – мысли он, что ли, читать умеет? – энергично затряс головой, будто корова, которой докучают слепни. Ну да, он прав. И я рассказал Совету обо всем еще раз: от пожара до спасения имперцами. Когда я закончил, повисла долгая пауза.
– Мне все видится довольно простым, – сказал адмирал Зонарас. – Я могу вывести Пятый флот в море через четыре дня. Они позаботятся о том, чтобы эти шердены больше никогда нас не беспокоили.
Все покивали – как будто ветер покачал полевой клен. Кровь застучала у меня в затылке. Хоть сейчас промолчи, умолял я себя.
– Прошу прощения…
После того как заседание Совета окончилось, я попытался слинять вниз по холму, но Фаустин меня нагнал-таки – у самого фонтана Калликрата.
– Ты с ума сошел?
– Всего лишь сказал правду.
Он закатил глаза.
– Конечно, правду! Дело же не в этом, а в том, что ты разозлил каждую хоть сколько-нибудь важную шишку.
– Я все равно никогда им не нравился, – парировал я, пожимая плечами.
– Орхан, послушай, – так ко мне никто не обращается, – котелок у тебя варит как надо, и поэтому ты – уникальное явление для этого города. Но с манерами твоими надо что-то срочно делать.
– С манерами? А что не так?
Почему я раздражаю единственного робура в Городе, который может вынести мое присутствие? Извините, не знаю.
– Орхан, ты должен что-то с этим сделать, пока не попал в серьезные неприятности. Знаешь, в чем твоя проблема? Ты так полон обиды, что она сочится из тебя как молоко из недоеной коровы. Демонстративно отворачиваешься от людей – конечно, так они скорее умрут, чем сделают то, что ты им скажешь, даже если это правильно и разумно. Знаешь, если Империя когда-нибудь рухнет, это запросто может случиться из-за тебя!
Ну да.
– Знаю, – кивнул я, – испортил хороший совет тем, что посмел его дать.
Это вызвало у Фаустина невольную улыбку.
Что мне нужно сделать – так это попросить кого-то еще, кого-то, кто бы не мутил так воду и мог говорить за меня. Тогда люди будут слушать.
Лицо префекта стало каким-то деревянным.