– Я люблю смотреть на птиц, – сказал Даниэль. – Благодаря им я сознаю, что существует лучшая, стократ более простая жизнь.
Теперь я тоже должна оказаться на высоте и сказать что-нибудь умное. Что-то, что добавит этой минуте глубинности.
– А я люблю зиму. Зимой так бело и тихо, особенно по ночам. – Господи, ну и банальность я ляпнула!
– А я предпочитаю дождь, – признался он. – Он дает мне ощущение защищенности. Для меня он является чем-то успокаивающим.
И опять неловкая тишина. Почему я ничего не говорю?! Внезапно Даниэль начал быстро-быстро моргать.
– Что с тобой? – встревожилась я.
– Когда-то я научился: если хочешь запомнить какой-нибудь образ, лучше всего на несколько секунд зажмурить глаза, а потом начать быстро моргать. А я очень хочу запомнить тебя в этой серой курточке и с большой сумкой. Хочу запомнить тебя надолго-надолго…
* * *
– Ну и мне нужно кому-то рассказать, так что уж извини.
– Вишня, можешь мне не объяснять, – сказал Ирек, пребывающий, как обычно, на четвереньках и, как обычно, под столом. – Я знаю, человек должен выговориться, а иначе он лопнет от переизбытка тайн.
– Но может, тебе скучно слушать.
– Нет, слушать я люблю, – уверил меня он, – иначе я не знаю, что со мной было бы. Ты даже не представляешь, сколько историй я выслушал от своей истерички-мамочки, вечно влюбляющейся не в тех мужиков. Хорошо, что теперь рядом с ней профессионал, так что он заменил меня. А сестра до сих пор любит вывернуться передо мной наизнанку. Даже бабушка иногда жалуется, но главным образом на то, что вещи играют с нею в прятки. Так что рассказом больше, рассказом меньше, для меня это не имеет значения.
– Вот и хорошо, потому что мне вправду полегчало.
– Это единственное, что ты чувствуешь? – каким-то деловым тоном осведомился он.
– Да нет. Я по-прежнему несколько ошеломлена Даниэлем.
– Можно сказать, он эффективно тебя оглушил. Что тут говорить, специалист.
– Да никто меня не оглушал, – возмутилась я. – Просто я не встречала еще такого мужчины.
– Какого? – не отставал Ирек.
– Такого, который нравился бы мне больше, чем папа. К сожалению.
– Почему «к сожалению»?
– Потому что мне как-то непривычно, что чужой человек кажется мне бо́льшим авторитетом, чем папа.
– Мне бы твои проблемы, – хмыкнул Ирек. – Мой старик перестал быть для меня авторитетом больше двадцати лет назад, когда он смылся из дому. А когда снова появился, то еще больше потерял в моих глазах.