Я возвращалась на кухню, когда зазвонил мой телефон. Звук был очень тихий, его легко было пропустить мимо ушей, но я все же поспешила к телефону с какой-то тревогой, подумав о Джейке и гадая, на каком поезде он едет. Я привыкла к самому худшему варианту – поезду, отправлявшемуся в семь пятнадцать. К этому времени дети обычно уже ложились спать, а ужин для Джейка стоял на столе, тарелка была накрыта другой тарелкой, и мы с домом оставались наедине и ждали Джейка. Но я все равно надеялась на лучшее, то есть на то, что он выехал поездом, отправлявшимся в пять сорок пять и вот-вот войдет в дом и принесет с собой энергию внешнего мира в то самое время, когда ванна будет наполняться водой, а я уложу посуду в посудомоечную машину. «Папочка ко сну», – скажу я и улыбнусь детям, как всегда, когда мы слышим особенный стук входной двери, и у мальчиков радостно порозовеют щеки.
В общем, как я уже сказала, я подумала о Джейке и о том, каким поездом он возвращается, когда услышала телефонный звонок. Но очень может быть, это я теперь так думаю, потому что то, что случилось потом, пошло сильно вразрез с моими мыслями. Я не успела взять трубку, как телефон умолк. Я увидела, что звонили с незнакомого номера. Сочетания цифр на экране вместо имени всегда казались мне враждебными – это были знаки людей, звонивших с предложениями услуг или для вымогательства денег. Я положила телефон экраном вниз и открыла холодильник. Достав упаковку курятины, включила духовку. Телефон зазвонил снова – робкие одиночные высокие нотки, похожие на блеяние овцы. Теперь он лежал так близко от меня, что трудно было никак не отреагировать на звонок. Я перевернула телефон и поняла, что пришло сообщение на голосовую почту. Я поднесла телефон к уху.
Вот оно – последнее мгновение. Дети смотрят телевизор. Солнце село. Задний двор превратился в черный прямоугольник. Я смотрю на себя… я смотрю на нее.
Она поворачивает переключатель. Духовка включается. Дальняя подсветка, словно сцена в театре, волна горячего воздуха. Она берет телефон. Она ничего не знает. Она вряд ли о чем-то догадывается. Кожа у нее чистая, без морщин. Ей едва за тридцать. Не красавица. Ничего особенного. Но пока что у нее есть это… это незнание, от этого мгновения и до бесконечности оно принадлежит ей.