– А мы не боимся! – крикнули из толпы.
– Мы ничего не нарушаем! – поддакнул кто-то.
Эдик хрипел на верхней из доступных ему нот:
– Рыкованов сделал состояние на продаже облучённого металла! 20 лет назад, при Ельцине! Теперь ему снова дают карт-бланш! Остановим его сейчас! Мы ликвидировали зону! Мы знаем угрозу! Не дадим втянуть наших детей в новый виток радиационного геноцида!
Эдик, Эдик… Зону он ликвидировал! В 1992 году тебе, Эдик, было… сколько же тебе было? Полгода, наверное. А Рыкованов, которого ты ненавидишь, работал в зоне с первых дней, и выгоды от ельцинской власти он получил в обмен на своё здоровье и здоровье своих детей – обе дочери Рыкованова умерли от генетических дефектов в раннем детстве. Тебе ли, Эдик, судить его?
Убедившись, что спектакль идёт по плану, я отошёл к стоянке, где ко мне подскочил возбуждённый Ефим:
– Михалыч, там менты спрашивают, им приступать?
По его горящим глазам я видел, с каким удовольствием он отмудохает Эдика, если тот окажет сопротивление.
– К чему приступить? – нахмурился я.
Ефим закипал от жары.
– К разгону провокаторов, – заявил он, сухо сглатывая и кивая в сторону.
Там возле забора дремали два сиреневых «Тигра» с надписью ОМОН. В тени между ними дремал экипаж. Надрывы Эдика заставили их напрячься в ожидании приказа. Сейчас, в плюс тридцать, они выглядели не оплотом правопорядка, а главными пострадавшими это мыльной оперы. Но Рыкованов чётко сказал: никакого насилия.
Я сказал:
– Фима, повторю: винтим, если вразнос пойдут. Пока убивать друг друга не начали, не вмешиваемся.
– Когда убивать начнут, поздно будет, – проворчал тот. – Глянь, как разжигает бес!
У Фимы была какая-то личная претензия к Эдику. Если он и мечтал сейчас о чём-то кроме кувшина кваса или холодного пива, так это загнать Эдику его мегафон в глотку. И сделать это в прямом эфире, который запустил Прохор, скакавший вокруг Эдика с камерой.
– Падла, – шипел Ефим. – Кирилл Михалыч, с огнём ведь играем. Он их накрутит, а нам разгребать. Давай в сторонку его оттащим и легонько прессанём. А чё? Менты вон с нами!
– Фима, да успокойся ты! Челябинский протест – как газировка. Потрясёшь, откроешь, оно забурлит и тут же выдохнется. Нашему энерджайзеру заплатили за полчаса, отработает и успокоится, вот увидишь. Я не первый месяц за ним наблюдаю. Ты иди, водички попей. Только на капот больше не плюй.