– Тем не менее, на вашем месте я бы его не читал, а сразу же удалил бы его. Знаете, что-то во всем этом мне не нравится. Мне кажется, тут может содержаться что-то нехорошее. Возможно, отправитель испытывает сильную ненависть к вам…
– Вы действительно так думаете, Берзиньш? Очень интересно. В таким случае мне это тем более необходимо знать. – Корсовский слабо улыбнулся. – Ваша забота о моем благополучии, делает вам честь, но что вы предполагаете найти в этом файле? Виртуальное дуло виртуальной пушки, направленной мне прямо в лоб? Виртуальную бомбу, которая взорвется? Отравленную иголку, которая уколет мне палец? Увы, какой бы убийца там не таился, оружие его виртуально и реально повредить мне не смо…
Он дважды «кликнул» кнопкой «мыши» и начал читать раскрывшийся файл.
Секретарь смотрел, как Корсовский уставился в появившиеся на мониторе строчки, из которых сложилась совершенно идиотская фраза. Над разгадкой этой фразы его секретарь, который все же прочел сообщение загодя, бился уже два часа.
Корсовский все еще улыбался.
И вдруг разом, внезапно и без какого-либо предупреждения с его лицом что-то произошло. Улыбка сошла с его точеных, академических черт, и они начали оплывать. Глаза стали стеклянными, тонкий рот открылся, и раздался глубокий вздох. С полминуты он сидел, уставившись на экран, а затем так, словно это было самым трудным и важным в его жизни, схватился за клавиатуру и принялся помечать и уничтожать одно сообщение за другим. И, глядя на отражение в мониторе, Корсовский вдруг, казалось, увидел собственное лицо. Оно таяло и оплывало прямо на глазах….
– Господи Боже! – совершенно отчетливо для стоящего рядом Берзиньша проговорил он. – Боже! Боже! Боже! О, Боже!.. – повторял он снова и снова.
Затем комната потускнела и покачнулась, что-то похожее на стальное острие начало проникать в центр его груди, и он упал на пол.
Мясницкая улица. 19 июня 199… года. 12:09
В этот день в родном Управлении царила особенная тишина. После утренней пробки, драки и разбирательства с гаишниками и бандитами, Валерий чувствовал себя здесь, как в некоем оазисе стабильности и определенности, всего того, чего ему так не хватало в окружающем мире. Паркетные полы тихих и длинных коридоров были застелены дорожками. На стенах висели вставленные в овальные гипсовые медальоны портреты великих разведчиков и контрразведчиков прошлого. Кузнецов, Абель, Лонсдэйл, Филби – они смотрели на него теплыми сочувственными взорами, словно провожая на очередное задание ради блага мирового пролетариата. Обычно в здании царила тишина, которую время от времени нарушала механическая дрожь – от проносившегося глубоко под землей поезда метро. Но дрожь эта еще более оттеняла гулкую тишину здания.