Из семи столиков сегодня были заняты только три, да и те в глубине. Ещё один человек сидел у барной стойки, но он уже так надрался, что в скором времени должен был покинуть наше молчаливое общество. И только я оставался возле окна. Сидел, в сотый раз перечитывая письмо от дяди и всё нетерпеливее дожидался встречи.
Марина задерживалась. Среди прохожих, прячущих головы от дождя, она вот-вот должна была появиться. Я отрывался от письма и смотрел на улицу. Вглядывался в лица, безуспешно искал её. Потом проверял, нет ли новых сообщений на телефоне, но и там ничего нового не находил.
Наконец она появилась. Разбудила сонный покой кафе звонком колокольчика, охрипшего от радости. Я поднял глаза, увидел, как она входит, и всё вокруг вдруг преобразилось, заиграло красками. Её влажные волосы шоколадного цвета спускались из-под капюшона, а лёгкая кожаная куртка и обтягивающие джинсы казались излишне откровенными. Без всякой скромности, подчеркнув все козыри, скрыв недостатки. Впрочем недостатков и не было. Уверенная в себе, с гордой осанкой и надменным равнодушием на фарфорово-белом лице. Не знаю, как у Марины это получилось, но даже спустя два года отношений я всё равно не мог смотреть на неё спокойно. Я видел в ней недостижимую высоту, которую взял случайно и мог потерять в любой момент. Наверное поэтому каждый раз ждал, что первыми её словами будут: «Извини, нам надо сделать перерыв».
Марина сбросила капюшон, поставила зонт в стойку и осмотрелась. Провела внимательным взглядом по залу и, когда встретилась глазами с пьяницей у барной стойки, нахмурилась. Слишком сально тот на неё уставился, да ещё пальцем поманил, будто она девочка лёгкого поведения. Зато, увидев меня, широко улыбнулась, помахала рукой и подошла невесомой походкой.
– Ну и погодка. – сказала она, усаживаясь напротив. – Такое ощущение, что кто-то наверху решил нас непременно затопить.
Подошёл официант, и Марина заказала два кофе. Себе – капучино, мне – двойной экспрессо.
– Погода как погода. – отмахнулся я.
– Ну, или как-то так. Что читаешь? – кивнула она на потрёпанный лист в моих руках.
– Дядя Витя написал. Говорит, болеет сильно, даже помирать собрался.
– Это плохо. Старость – не радость, как говорится. А может ему к тебе переехать? Одному в таком возрасте, знаешь ли, да ещё в глухой деревне… Это даже звучит стрёмно.