Солнце медленно садилось, и его ярко-красные лучи, рассыпающиеся по облакам, окутывали небо разными цветами, создавая подобный картине пейзаж, который отчетливо виднелся из окна на голубом небе, начинающем постепенно темнеть. После звука шагов за дверью в комнату вошла ее мама, чтобы проверить, не встала ли дочь, и на цыпочках подошла к кровати. Глаза Евы были закрыты. Она притворилась спящей. Когда мама как можно осторожнее закрыла дверь и вышла из комнаты, наступила тишина.
Вот, она опять одна, наедине с собой.
С момента возвращения ее сердце не переставало болеть. Словно все воспоминания о них превратились в невидимый острый кинжал. Словно кто-то воткнул этот кинжал в ее сердце. С каждым вздохом, с каждым биением сердца рана углублялась. Крови не было, но боль была настолько сильна, казалось, что ее душу разрывают на тысячи частей…
Как же было хорошо, когда она была маленькой, беззаботной девочкой! Когда ее ничего не беспокоило, кроме того, как бы ее не отправили спать раньше всех. Или зимой, когда вокруг было много снега. Вот тогда она хотела, чтобы родители позволили ей играть во дворе с утра до позднего вечера. Сколько ее душе угодно. Хоть до глубокой темноты, а не на полчаса…
Когда Ева вспоминала свое детство, она особенно думала о холодных зимних вечерах. Ведь тогда, с последними лучами солнца, исчезающими на горизонте, жители деревни медленно расходились по домам. Тишину за окном нарушали лишь завывания ветра и звук снежных комков, падающих с крыш домов на землю под тяжестью собственного веса. И, несмотря на то, что зимой все проводили больше времени дома, чтобы узнать, где находится Ева, матери приходилось выходить на ее поиски. Ведь она превосходно знала, что нельзя доверять этой маленькой искательнице приключений. Такое часто повторялось: если секунду назад Ева находилась на кухне или в гостиной, то в следующее мгновение слышался шум в другой части дома (этот шум означал, что Ева что-то уронила).
И ответ Евы на вопрос мамы: «Ева, ты где?» всегда был одинаковым:
– Я здесь!
«Я здесь» для Евы означало, где она находится в тот момент. Конечно, не было известно, в какой именно части дома находилось это ее «Я здесь». Но она всегда была уверена, что «Я здесь» – это ее точное местонахождение. А для мамы это было понятием растяжимым.