- Что ты от меня хочешь, я не пойму, - растерялся Шокер.
- Не знаю, Андрюша. Наверное, чтобы последнее слово осталось за
мной.
- Тогда скажи, что я прав, - он пожал плечами. - И последнее
слово останется за тобой. Всё просто.
- Хорошо, молчу.
Он взял моё лицо в ладони, осторожно, но властно погладил по
щеке. Светло-серые глаза за стёклами очков беспокойно оглядели
меня.
- Ну, что с тобой, Пятачок?
- Не знаю. Меня просто корёжит и выворачивает. Мне плохо. Я
боюсь.
- Вот глупышка… - Шокер обнял меня, защищая от ветра. – А
говоришь, ты не ребёнок. Ещё какой ребёнок… Ничего не бойся. Всё
хорошо.
- Андрей… Ну, скажи мне, что хорошего может быть, если ты
заставил тащиться сюда за тридевять земель девчонку, которая родит
со дня на день? Какая в этом необходимость? Вот именно сейчас?
Молчишь? А я знаю. Ты захотел держать её при себе, где пока более
безопасно. Или кажется более безопасным… А, может быть, теперь уже
нигде не безопасно, и ты, наверное, просто хочешь, чтобы мы были
все вместе. Так проще, когда все на глазах… Ведь так, да? Значит,
что-то уже происходит? Ну, скажи! Признайся хоть раз, что я
права!
Шокер не выдержал, легонько оттолкнул меня, отвернулся и пошёл
вперёд, вдоль берега, глубоко засунув руки в карманы чёрного
шерстяного бушлата.
Через несколько секунд я бросилась следом, догнала, обхватила и
уткнулась ему в спину.
Он обернулся, молча сжал мои плечи и вздохнул.
- Прости, Шокер. Прости меня. Я пытаюсь просто молчать, не
получается!
- Эх, ты… - Шокер закинул руку мне на плечи. - Пойдём-ка, кроха,
погреемся где-нибудь. Тут у пирса есть кафешка. Точнее, должна
быть, насколько я помню…
Кафешка на Юргордсваген, действительно нашлась, как раз между
причалом для регулярных рейсов и пирсами для частных маломерных
судёнышек.
Широкое, в всю стену окно выходило прямо на воду, в сторону
островов Шеппсхольмен и Кастельхольмен. Здесь, в жарко натопленном,
пропахшем ванилью и корицей зале, даже вспоминать не хотелось, что
на улице пронизывающий ветер.
Шокер заказал нам по огромной чашке травяного чая и по куску…
нет, по кусищу горячего пирога: себе - с вишней, мне – с персиком.
Я отламывала вилкой пирог, запивала чаем и чувствовала, как у меня
полыхают обветренные щёки, а по телу гуляет тепло, и хочется просто
закрыть глаза и сидеть так вечно, вдыхая смесь ароматов свежей
выпечки и кофе. Шокер тоже медленно ковырялся в пироге с кислой
миной, было видно, что настроение у него после моих наскоков
испортилось.