Анна с танковой частью уходила на Запад. На прощание поцеловала Марка в щёку. Пиши мне, Марик! Может быть, и найдёмся после Победы!
Она с трудом сдерживала рыдания. Прорвалось только, когда вышла из палаты.
На прощание хирург-остряк, сказал с очевидным одесско-еврейским акцентом:
– Ну, Мара, твоё еврейское счастье – яйца и главный наш орган не задеты, ещё сможешь, надеюсь, танцевать, а девочек, уверен, будешь-таки иметь.
***
Илья после долгих пересылок из госпиталя в госпиталь и конечной остановки в Военно-морской академии так и остался при сильной контузии, у левой руки работало только плечо, локоть и кисть почти не управлялись и беспомощно повисли. В Ленинграде он и комиссовался. В сорок четвёртом, после освобождения Киева, рванул в родной город. Он всё же называл Полину женой, но она не подавала о себе никаких вестей. Направился по знакомому адресу.
Крещатик был сильно разрушен. На одной стороне снесены бомбёжками все дома, на другой – осталось 11. Руины, руины – груды расколотых кирпичей, мусор и пыль. Но наш дом, на примыкающей к Крещатику улице Кирова, остался невредим. Полины не было дома. Соседка Лида, которую он знал и до войны, каким-то странным голосом – то ли ехидным, то ли сочувствующим – сразу сообщила:
– Поля жила с немцем, вроде культурный такой. Меня называл всё – фрау, фрау. Посидите, подождите. При этом взгляд её, как и до войны при встрече с ним, был заискивающе-обещающим.
Илья, ошарашенный сообщением, всё же подумал: может быть, врёт? – и присел на общей кухне. Вскоре пришла Полина; звон ключей, скрип двери отворяемой комнаты. Илья зашёл следом. Полина обернулась. Её лицо стало бордовым, а веснушки стали ещё более рыжими и выпуклыми, казалось, сейчас напрягутся и выпрыгнут на волю. Она долго молчала. Он спросил:
– Это правда?
– Да, Илья, родной. Я думала, что наши уже никогда не вернутся, а ты погиб… Но наши вернулись, а ты – живой!
Она бросилась к нему, старалась обнять, но он отстранил её.
– Если бы с нашим, я бы простил. С врагом – никогда! Это измена не только мне, но и Родине!
Он ощутил головокружение, нехватку воздуха, но превозмог и быстро ушёл.
Это было самое страшное ранение в его жизни. И рана эта никогда не зажила. Дальше жизнь оказалась освещенной почти трагическим светом…
***
Судьба Марка сложилась счастливо. Он и по своему характеру был большой оптимист и весельчак. Смог ходить с палкой в правой руке, быстро, подскакивая на левой ноге, негнущейся, с двумя невынутыми осколками. Остальные осколки, 11 штук, хирург-одессит подарил ему на память. Это был для него самый дорогой сувенир.