– Я и репа.
Я оглядел его с удивлением: не пристал ли к нему какой овощ? Такового не обнаружив, пожал незнакомцу руку и сказал:
– Я и я.
Старый граф и его гость рассмеялись какой-то, понятной им двоим шутке, но неизвестный смотрел с таким добродушием, что мне и в голову не пришло обидеться. Александр Сергеевич подвел меня к столу, заваленному ветхими от времени бумагами, судя по виду, извлеченными из какого-то всеми забытого архива.
– Друг мой, представьтесь как следует, – попросил старый граф гостя.
– Яков Иванович Репа, – улыбнулся тот. – Штабс-капитан в отставке.
– Граф Воленский Андрей Васильевич, – ответил я. – Поручик в отставке.
– Присаживайся, Андрюша, присаживайся. – Александр Сергеевич взял меня за руки и потянул вниз.
Я опустился в кресло и навалился грудью на подлокотник, чтобы уменьшить нагрузку на недавние раны.
Старый граф переживал из-за моей размолвки с его сыном и наверняка взялся бы уговаривать помириться, если бы не присутствовавший Яков Иванович. Я любил Александра Сергеевича и простил бы Поло, только чтобы не огорчать его отца.
– Как твои дела? Чем занят? – спросил старый граф. Я развел руками.
– Послушай, Андрюша, ты мог бы поработать с нами, мы вдвоем не справляемся, – промолвил он, указав на кипы пожелтевших бумаг.
– А что это? – Я насторожился.
– Ты знаешь, голубчик, – вздохнул старый граф, – в петербургских тюрьмах столько народу томится. Почти пять тысяч дел.
– Четыре тысячи восемьсот сорок пять, – уточнил Яков Иванович.
– Многие совершенно безвинные, – продолжил старый граф. – А дела их не рассматриваются годами.
– Ах, так это дела и есть, – догадался я.
Граф Александр Сергеевич занимался ревизией заключенных. А привлекая меня к своему делу, он добивался обходным манером и еще одной цели – примирить меня с Поло: а куда бы я делся, работая в их доме?!
Честно говоря, я и сам не собирался долго дуться на Павла Александровича, но хотел хоть чуть-чуть выдержать характер. А старому графу относительно его занятий решил высказаться начистоту.
– Александр Сергеевич, Яков Иванович, – начал я. – Вы заняты благородным делом, но боюсь, что ваш кропотливый труд пропадет втуне. Сами судите. Сколько невинных человек удастся вам спасти из пяти тысяч несчастных? Десять? Двадцать? Пусть даже сто! А за это время в застенки попадут новые тысячи! Тут, Александр Сергеевич, нужно действовать…