– Хорошо ты их отделал, – улыбнулся кудрявый, поворачиваясь ко мне и протягивая мне руку, – меня зовут Фернандо Мигуэль. Лучше сразу просто Фер.
– Гильермо Ромеро, – ответил я, – Можно Гил.
А за несколько часов до всего этого…
***
У меня вспотели руки. Я ожидал этого – пот начинает течь минут за пятнадцать до выступления. Я достал из кармана салфетку и стал мять ее в ладонях, чувствуя всю бесполезность сего действа. Салфетка не промокала, а руки, казалось, становились все более горячими и влажными. «Спокойствие, Гил» – приказал я себе. Естественно, мне это ничуть не помогло.
Как я не старался убедить себя, что это выступление ничуть не отличается от предыдущих, я знал, что это не так. Раньше я пел и играл не небольших сценах, а порой и вовсе без сцены – на улице, с друзьями. Сейчас же я участвовал в серьезном и официальном мероприятии: севильский фестиваль гитары-фламенко проводится лишь раз в два года. Это, конечно, не конкурс, в котором целью участника является кубок или какой-то иной приз – здесь все решают симпатии зрителей. Да, симпатии…
– Гил, – окликнул меня Мартин, – что вначале: малагуэнья или твоя песня?
Малагуэнью мы с Мартином играли в дуэте. Мартин был отличным гитаристом, хотя начал играть относительно недавно. Возможно, мне не очень нравилось, как он держал ритм на скорости. Впрочем, в малагуэнье по нашему договору он играл первую партию. «У тебя еще ведь и сольный номер будет» – аргументировал он это обстоятельство, когда мы начинали репетировать и обсуждали, как распределить партии. Я согласился, и сейчас отнюдь не жалел об этом.
Мартин был моим старым другом, мы были знакомы со второго класса школы. Он был среднего роста и плотного телосложения. Сквозь его пухлые щеки с отчаянной волей к жизни пробивался темный пушок, сбривать его Мартин наотрез отказывался. У моего друга были темные волосы, которые он раньше отращивал и завязывал в хвост, недавно он постригся и сейчас постоянно убирал со лба длинные волосы – отказаться от шевелюры полностью он не захотел.
– Сперва малагуэнью, – ответил я после двухсекундного размышления. Песню лучше спеть в конце.
– Волнуешься? – спросил Мартин.
– Почти что нет, – соврал я, – нам ведь не в первой.
– Да уж, – нервно подтвердил мой друг, в который раз вставая и меряя шагами нашу клетку.