Ещё Волк её боялся. Превращения и полёты, дружба со всеми местными, которых тоже нельзя есть, удивляли, настораживали, заставляли размышлять. Даже к огню привык.
Забегал к ней часто, и они говорили на одном им понятном языке. И со временем Волк стал необыкновенным даже по местным понятиям зверем. Бесконечно, еженощно и ежедневно, он нёс понятый им закон: ешь того, кому уже пора уйти, и никого больше, не причиняй боль, не сей страх. Останавливай беду, если можешь.
Любовь он понимал, но по-своему, согласно волчьей сути: это музыка, та Песня, которую поёт весь Лес, которая несёт его лапы и согревает ему сердце. И которую иногда напевает Элга у костра.
В истории, как Дик прыгнул в Реку, которая стала и местной байкой, и легендой, Волк-из-Леса может рассказать большую часть, ведь он был её свидетелем и участником. Локи как раз учился у Совы видеть чужую Беду. В тот день сидели они у воды и переговаривались:
– Слышишь? – спросила Элга, – движется. То, что тебе и надо. Ну, давай, пробуй!
Волк раскрылся на всё, что знал, ощупал и воздух, и звуки… Тонкое колыхание, сложное, как мотив, шло как бы с ветром, но по своим путаным законам, цеплялось за ветки, как клочья тумана, западало в травы. И Волк точно знал, что там, в зарослях, у какого-нибудь малого лесного народца родится сегодня грустная-грустная ночная сказка.
– Вот, – Сова поняла, что почуял, – так летит чужая беда. Не остановишь – поселится здесь и другую приведёт, или начнёт грызть чьё-нибудь сердце. Помоги ему, а я прикрою.
Уже на бегу Волк подумал: «А что делать-то? Как?!».
И вдруг… Человек! Их волчьего племени извечный враг. По крови каждый помнит потерянные угодья, исчезнувшие стаи. Гнев подступил, зубы оскалились. «Убивать нельзя, прогони», – зашумело голове. Это – закон стаи, через что не должен переступать ни один зверь, и, пожалуй, самый трудный их волчий закон. Да, трогать человека нельзя.
– Волк! Останови Беду, помоги! – Элга где-то рядом. – Прислушайся!..
Успокоился, потянулся по следу: слёзная тихая песня. Вскочил на валун.
Детёныш, неопасный и слабый, жалкий, как он когда-то, поскуливал. Беда клубилась над ним, не имеющая имени и заразная, как осенняя хворь.
– Раздели их! – Сова мелькнула ветром, – тогда она оголодает и умрёт. Раздели и не думай о ней больше…