Рабыня выдохнула, но тревога никуда не отступила. Карабкаясь по полу, они достигли оконца и затаились под подоконником. Взгляды дрожали, как и их тела.
Тьма скрывала большую часть монстра, но показавшиеся в небе Сестринские Луны подсвечивали многое. Монстр походил на огромного льва, покрытого чешуей. Вместо гривы его голова была утыкана иглами, а на лапах громоздились огромные когти. Распрямившись, он превзошел изваяние дума́ста в два раза и без усилий отгрыз его голову. Статуя рухнула в воду, и тварь потеряла к ней интерес. Теперь он вынюхивал следы на песке, что привели его к первой хижине. Ноздри расширились, песок попал внутрь, и монстр чихнул. Беглянки вздрогнули и прижались друг к другу. Было очевидно, что следы на песке принадлежат им. После первой хижины будет вторая, а потом следы приведут его к убежищу на чердаке. Фендо́ра боялась даже об этом помыслить.
Монстр, разинув пасть, зарычал и ломанулся в хижину. В одно мгновение ее стены были разбиты в щепки, а крыша обрушилась на мускулистую плоть. Но каратель не остановил разрушение, он пронесся вихрем из хижины в хижину, и доски затрещали.
«Как же так, – думала Фендо́ра. – Ами́йцы изничтожили са́йклов, обезглавили изумрудного Гива́ла, но побоялись карателя Рэ́хо».
Ответ на ее вопрос пришел позже, когда на берегу южного Ламуту́ появился еще десяток таких же тварей. Она крушили все подряд, и теперь беглянки точно знали, что их обнаружение – это вопрос лишь времени.
– «Уж лучше бы мы спустились в колодец», – подумала Сэл.
Как будто в ответ на ее опасения прибрежные громилы рванули к обители торговца, словно псы, идущие по следам.
Глаза в глаза, как в зеркала, полные страхов, они смотрели и столбенели от безысходности. Страх обнажил слезы и сопли в череде жутких гримас обреченных страдалиц. На всем бегу, напоминающем натиск носорогов, монстры снесли крепкие сваи, и дом обрушился. Беглянки только и успели сцепиться друг с другом, как стены затрещали, сложившись подобно карточному домику. Все рухнуло разом, и в треске ломающихся досок их голоса слились воедино. А после пала темнота…
Глава 4
По воле и вне воли
Посильно ли вам представить боль, заглушающую вой ветра, толпы народа, столпившегося у подножия смотровых башен, слезы матерей, отправляющих сыновей в рабство.
Побережье бухты Тартамэ́ полнилось натиском страдающих голосов. Они срывались в небо, они обволакивали все вокруг, и никуда нельзя было деться. Хранители пристани, седовласые старцы, затыкали уши, спрятавшись на вышках, скулящих в пришлых ветрах. Им казалось, что под ними океан из человеческих тел, под ними сама боль.