– Ты предлагаешь мне еще больше пасть в глазах моего народа, – оскалилась она. – Любой ами́ец, вы слышите, – взор пал на каждого пса, – может ступить на этот берег. И найти в стенах моего замка приют.
Га́рпин хотел промолчать, но его так и подрывало окрыситься, выказав госпоже недовольство.
– В прошлом, – произнес он, – когда каратели рушили Исса́ндри́л, даже кэру́нский народ не мог претендовать на защиту в Бату́рских стенах. Припомните вашу мать. Она была мудрой.
– Мудрой? – возмутилась Вессанэ́сс. – Она заставила меня понести от ри́хта Га́рбуса дитя. Уничтожила вашего короля. А потом обезумела в ненависти к хранительнице могильных колонн. Не говорите мне о мудрости матери, я была к ней ближе всех.
Ее взор пал на Ло́квуда, что не смел поднять своих глаз. Его губы, казалось, были изогнуты в улыбке, потешающейся над своим напряженным господином.
– Уважаемый га́твонг Зибе́лий Ло́квуд, – вздохнув, произнесла она, – сопроводите меня в Бату́р сию же секунду. И соизвольте докладывать мне обо всем, что происходит на этом побережье.
– Слушаюсь, моя госпожа, – поклонился Зибе́лий. – Идемте.
Королева, словно роза, обернутая в полотно шипов, удалялась прочь за спиной бравого Ло́квуда. Народ, заприметив это, тоже стал расходиться. Га́рпин же смотрел ей вслед ненавистными глазами, а «Депоннэ́́я» была уже совсем близко.
Как только ами́йцам стало очевидно, что рабская баржа отплывает, с палубы вострубил охотничий рог. Завороженная толпа дрогнула, наблюдая за покачиванием толстобокого судна, сменившего курс. Теперь его целью был отнюдь не Са́лкс, а уплывающая тень баржи, подгоняемая моргу́лами вдаль.
«Что они делают? – недоумевал Га́рпин. – Предельно чокнутый народ».
Из-за спины напряженного ри́хта показался обеспокоенный Ми́рдо. Он явно видел во всем этом какой-то знак. Это читалось в его глазах, озадаченно смотрящих на белеющие паруса. К слову сказать, синяк под его глазом не сошел, как бы Порси́за ни натирала веки лечебными мазями.
– Прикажи моргу́лам остановиться, – сказал он, обращаясь к Га́рпину вынужденно и потому с долей неприязни.
Ри́хт Э́бус не сразу увидел его за спиной, но этот голос управителя колонии было ни с чем не спутать. Настойчивый, с хрипотцой, а порой переходящий в сиплость. Старик впервые надел на себя черный камзол и повязал на голову белую ленточку.