Выйдя из-за ширмы, я направляюсь к треснутому зеркалу, прислоненному к куче коробок, и удивляюсь тому, насколько элегантной выгляжу в новом наряде.
Изучая собственное отражение, я непроизвольно тянусь к висящему на шее медальону. Сейчас я очень сильно похожа на маму, и это безмерно радует. Пусть у меня нет заостренных ушей, присущих лишь чистокровным фейри, но мне достались ее волосы, глаза и улыбка, и это платье подчеркивает их, как никакое другое.
Я открываю медальон, и взгляд скользит по портретам родителей. При виде отца сердце сжимается, а к горлу подступает ком. У меня не получается долго на него смотреть. Мне слишком больно, и внутри ощущается железная тяжесть вины. Глядя на маму, я почти вспоминаю звук ее голоса, грациозную походку и плавные движения в танце.
Выбросив мысли из головы, защелкиваю медальон и принимаюсь внимательно рассматривать свою внешность. Волосы явно оставляют желать лучшего. Освободившись от чепца, бирюзовые пряди спутанными волнами спадают на плечи. Я беру щетку и тут же понимаю, что просто не умею делать прически для официальных приемов. С другой стороны, позволит ли мне миссис Коулман сегодня отказаться от чепца? Но потрепанный чепец в сочетании с бальным платьем привлечет гораздо больше ненужного внимания, чем бирюзовые волосы. В конце концов, бал проводит принц фейри.
При этой мысли от лица отливает кровь.
Проклятие, и почему я раньше не подумала? Я ведь собираюсь на бал, устраиваемый фейри королевских кровей, тем самым, кого я умудрилась оскорбить в переулке за лавкой чаровницы.
Стоит только вспомнить непристойные намеки насчет моих предполагаемых мотивов, и лицо заливает краской. Не знаю, то ли мне бояться встречи с ним, то ли раздражаться, ведь, как ни крути, а придется с ним столкнуться. И вести себя при этом уважительно, будто я жеманная девица, к разряду которых он причисляет всех женщин.
Я стискиваю зубы и, крепче сжав щетку в руке, набрасываюсь на спутанные волосы, будто вижу вместо них его высокомерное лицо.
Утешает лишь одно – принц вряд ли меня узнает, ведь вчера на мне был чепец и заношенное платье. Он определенно принял меня за очередную сохнущую по нему девицу. Сомневаюсь, что в его крошечном самовлюбленном мозгу найдется место для таких, как я.
На лестнице, ведущей в спальню, слышатся шаги, и я, вздрогнув, опускаю щетку. Обернувшись, вижу на пороге мачеху. Она замирает у самого входа в комнату, рассматривая меня сквозь прищуренные веки.