– Может, вам повидаться с матушкой у караулки, у лагерных ворот?
– Разве это будет прощание, сэр? – ответил тот. – Ей не позволят пройти на территорию лагеря, меня тоже не выпустят. В итоге нам, скорее всего, придется говорить под носом у часового.
«Какая чудовищная бессмыслица – встречаться, чтобы поговорить каких-то пару минут! – сказал себе Титженс. – Встречаешься, говоришь…»
А на следующий день, в тот же час, опять… Ерунда… Точно то же самое, что совсем ни с кем не встречаться и не говорить… Но сама фантастичная мысль о том, чтобы на минутку встретиться и поговорить с Валентайн Уонноп… Ей не позволят пройти на территорию лагеря, и его тоже не выпустят. И им, скорее всего, придется говорить под носом у часового…
От этих мыслей Титженс вдруг ощутил запах первоцвета. Первоцвета, которым благоухала мисс Уонноп. А потом обратился к сержант-майору и сказал:
– Что он за парень?
Коули, застывший в ожидании, разинув рот, набрал побольше воздуха, что придало ему сходство с рыбой.
– Полагаю, ваша матушка совсем больна, чтобы долго оставаться на холоде? – спросил капитан у канадца.
– Самый что ни на есть достойный молодой человек, – наконец, выдавил из себя сержант-майор, – один из лучших. Ни в чем предосудительном замечен не был. Великолепный послужной список. Отличное образование. В мирной жизни работал инженером на железной дороге. И конечно же, доброволец, сэр.
– Странно, – сказал Титженс канадцу, – но процент дезертиров среди добровольцев так же высок, как среди уроженцев Деборшира или призванных в принудительном порядке… Вы понимаете, что с вами будет, если вы вместе с остальным пополнением не отправитесь на фронт?
– Да, сэр! – рассудительно ответил тот. – Отлично понимаю.
– Вы понимаете, что вас расстреляют? Это так же верно, как то, что вы сейчас стоите здесь передо мной. И шанса бежать у вас не будет.
Интересно, а что Валентайн Уонноп, пылкая пацифистка, сказала бы, будь у нее возможность сейчас его услышать? Но говорить так ему повелевал долг, причем не просто воинский, но человеческий. В точности как доктору, который обязан предупреждать, что если выпить зараженную тифом воду, то обязательно подхватишь болезнь. Но в людях нет ни капли рассудительности, и Валентайн тоже не исключение. В ее понимании бесчеловечно кому-то говорить, что его может поставить к стенке расстрельная команда. Из груди Титженса вырвался стон – ему показалось бессмысленным размышлять о том, что о нем подумает Валентайн Уонноп. Бессмысленным и глупым…