– Потерять? – удивленно протянула старушка. – Это еще зачем? Как же ты без скрипки-то?
– Я ее ненавижу, – девочка выпрямилась на пне, прижала к себе скрипку, как самую любимую игрушку. – Ненавижу. Ненавижу…
– Ишь ты, – усмехнулась старушка. – А мне, дуре старой, показалось… За что ж ты ее так?
У девочки тоскливо изогнулся ротик. Два часа занятий каждый день – бабушка следит, даже в туалет по счету отпускает. Гаммы, гаммы, гаммы. Пьесы, пьесы, пьесы. Тех-ни-ка. Отчетные концерты. А еще английский – после школы, два раза в неделю. А еще репетитор по математике. И домашка, горы домашки просто. А еще…
– Мама говорит – надо всегда быть первой. Если ты не первая – то ты нуль. А я конкурс… проиграла… Даже места никакого не заняла. Я позорница. Одни проблемы от меня…
Баба Даша вздохнула, посмотрела сочувственно на всхлипывающую девочку.
– Вот оно как, значит. Это мама так говорит?
– И бабушка.
– А папа?
– Папа? А что папа…
У девочки презрительно искривились губы – каким-то странным, совсем не девочкиным выражением. А набрякшие слезами глазки вдруг потеплели. И девочка невольно потерлась щекой о скрипичный футляр.
– Он с нами даже не живет. Мама его выгнала. Он никчемушник. Нуль. Одни проблемы от него.
– Алкаш, наверно, – понимающе кивнула баба Даша.
Девочка удивленно вскинула голову.
– Почему алкаш? Это дядька из третьего подъезда – алкаш. Он пьяный всегда, от него водкой пахнет. И матом он ругается. А папа хороший. Он готовит, знаете, как вкусно! Мама по понедельникам, по средам, по пятницам, – девочка загибала пальцы, вспоминая, – работает всегда. А папа меня тогда из музыкалки встречает и обед мне готовит. Суп с клецками! И борщ! И всякое! И квартиру всю прибирает, после него чисто так! А еще он меня с английского забирает, и мы гуляем! Он про звезды все-все знает! А еще…