Он ныряет в лес, к той пещере, которую они с Теей нашли вчера, пока остальные разводили костер. Тогда они оба притворились, будто остановились просто поболтать, выпить, хотя было очевидно, что происходит нечто большее.
Рука Олли на мягкой полоске кожи над ее шортами, а губы прижимаются к ее губам…
Он изгоняет эти мысли и ускоряет бег. Бежит он почти вслепую – садящееся солнце мерцает и вспыхивает сквозь полог деревьев над головой, и не видно ничего, кроме размытой темной зелени и серо-коричневого ковра листвы. Кроссовки разъезжаются под ногами, сухая почва скользит, как влажная глина.
Шипастые ветки впиваются в рубашку. Одна хватает его за руку, выдирает лоскут кожи с запястья. Проступает кровь – неровная линия крохотных красных бусинок на коже.
Олли кажется, что все это уже было, такое странное дежавю, как во сне, из тех ночных кошмаров, когда просыпаешься в поту, тяжело дышишь и долго не можешь опомниться.
Еще через несколько метров деревья начинают редеть, лесная подстилка уступает место песку и камням под ним, плоским слоновьим складкам пыльного известняка. Олли добирается до лестницы, которую вчера нашла Тея, – простые деревянные доски, лежащие на земле. Олли несется, по инерции все больше наклоняясь вперед на каждой ступени, и ему приходится отклониться назад, чтобы не упасть.
У подножия лестницы он спрыгивает на песок и бежит к небольшому выступу, где они с Теей лежали вчера ночью с «запрещенными» бутылками в руках.
Олли падает на четвереньки, чтобы заползти под выступ. Оказавшись там, садится, прижав колени к подбородку, и сосредоточенно дышит. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Нужно замереть. Успокоиться.
Но тело не желает подчиняться, он никак не может остановить приступы дрожи.
Олли сдавливает голову руками, как будто это поможет изгнать крик, еще звенящий в ушах. Но теперь дело не только в крике: он видел, как тело Теи складывается и падает, словно кукольник резко дернул марионетку за ниточки.
Он бьет рукой по камню над головой. Бьет снова и снова, пока не царапает кожу до крови.
На костяшках проступают красные капли, и по телу тянется нить резкой боли, за которую Олли цепляется, чтобы отвлечься. Только все равно не выходит.
Правда кричит слишком громко.
Он ее бросил. Бросил. Сбежал.
Олли зажимает голову коленями и делает глубокий, судорожный вдох.