– То есть в четверг, да? А тебе известно, что завтра уже вторник? Чтобы добраться до тебя, мне понадобится двадцать часов – причем без остановок!
– Вот и не останавливайся. Тогда приедешь на день раньше срока. К тому же сдается мне, что ты здорово соскучился по путешествиям.
– Черт его знает, – отозвался я.
– Бьюсь об заклад, что и дорога скучает по тебе.
…И вот я снова в дороге. Изо всех сил пытаюсь сохранить в неприкосновенности то, что мне удалось забыть. Я выехал во вторник утром настолько рано, насколько может покинуть место, называемое домом, человек моего возраста. Короче говоря, за мгновение до рассвета. Ночью зарядил проливной дождь, и мне пришлось сунуть Фудзи, единственную кошку, с которой я не смог расстаться, к себе под пальто. Взревел мотор. Работающие «дворники» помахали на прощание дому. Я сдал назад, развернулся, и мы тронулись в путь.
Едва выехав на улицы Вашингтона, я сразу вспомнил вечерний ливень, что как-то застал меня в Алабаме. Потоп был поистине библейских масштабов, и нам даже пришлось сделать остановку, чтобы переждать его. Это случилось в семьдесят девятом – десять лет тому назад. Я очень удивился, когда увидел, что Броу полез из машины наружу. Представьте – шести футов и шести дюймов роста, полностью бритый, одетый лишь в майку с эмблемой Gold’s Gym и спортивные шорты, которые напоминали салфетку, пытавшуюся растянуться на всю длину обеденного стола. Я сидел в сухом салоне машины и слушал, как над Таскиджи ревел гром. Потом Броубитер, весь промокший, залез обратно и сказал, что эта гроза напомнила ему о родине, о зеленых склонах армянских гор, где дожди так свирепы, что кажется, будто с неба падают не капли, а стрелы.
За те два года, что мы были с ним знакомы, – едва ли не самая развернутая речь, посвященная родному дому. Броубитера куда больше интересовали Америка и американцы. Я неустанно повторял, что ему здорово повезло в этом вопросе: лучше всего можно узнать об американцах, профессионально занимаясь рестлингом. Вообще, многие привели бы в пример скорее футбол или бейсбол, но я настаивал, что именно рестлинг – наше национальное развлечение.
– А почему, братан? – спросил он, подмигнув своим советским глазом. – Может, именно из-за того, что постановочные сцены выдаются за честное соревнование?