– Кто звонил? – спросил папа.
– Не знаю, – ответила я. – Когда там услышали мой голос, положили трубку.
– Надо звонить в телефонную компанию, – вздохнул отец и скрылся в своей комнате в конце коридора.
Я услышала, как вращается диск набора номера.
И сразу после этого папин шепот:
– Я же просил тебя не звонить сюда.
Потом дверь в его комнату закрылась. Отец что-то скрывает, подумала я. Я знала, что никогда не спрошу его об этом секрете.
У себя отец пробыл очень долго. Услышав, что на гравийной дорожке зашуршали шины, а входная дверь открылась и с грохотом захлопнулась, я спустилась, чтобы спросить у мамы, можно ли мне пойти погулять с Арнольдом. Но не успела задать вопрос, как раздался ее вопль:
– Никуда ты не поедешь, зараза!
– Криками делу не поможешь, – отрезал папа.
– Я не разрешаю.
– Что-что?
– Не разрешаю. Если уедешь, можешь домой не возвращаться.
– А если останусь, потеряю работу. Потому что, нравится тебе это или нет, этот рудник – мое детище. А если у меня отнимут это дитя…
– Ты только послушай себя: мое дитя, мое дитя… Ты хоть раз называл так собственных детей? Или меня?
– Не дави на жалость.
– Если тут кто-то жалок, так это ты. Маленький мальчик, который спасается бегством…
– Может, ты решила покончить с этим гребаным браком? Валяй, возражать не буду.
– Смотри, я ведь так и сделаю, – вопила мама.
– Да на здоровье. – Отец хмыкнул.
Снова звук шин во дворе, снова шуршание гравия. Приехала машина, чтобы отвезти папу в аэропорт.
Он вышел в коридор. Я хотела было взбежать вверх по лестнице, чтобы он не догадался, что я подслушивала. Но опоздала.
Увидев, как я карабкаюсь по ступенькам, отец удержал меня за руку.
– Ты все слышала? – шепотом спросил он.
– Ну, так, – буркнула я.
– Плюнь, не обращай внимания. Обычное дело. Никуда я не денусь. Как и мама твоя. Мы с этим свыклись – по-своему это, конечно, трагедия. Но ничего, это не страшно.
Сказать по правде, я всегда боялась, что папа от нас уйдет. Даже сейчас, когда мне оставалось меньше года до поступления в колледж, я опасалась, что если он сбежит от нас в Южную Америку, мама превратится в копию собственной матери и примется пилить меня без продыху.
Я начинала тогда кое-что понимать о своей матери, и это все сильнее меня беспокоило. Во многом она до сих пор оставалась маленькой девочкой, которая никак не может оторваться от собственной матери. Моя бабушка Эстер жила в Манхэттене, пока год назад не умерла в канун Йом-кипура