говорила, из какой-то
она появилась казахской глухомани… Никак не вспомнить название…
Как это там у Мольера в «Дон Жуане»: «…кто бы мог подумать, что в этакой глуши водятся столь прелестные создания!..»
Какая же чушь лезет в голову!..
Что-то она больно бледная, наверное, это от фонаря такой свет… Прямо как покойница… И вообще что-то она изменилась, и так-то молоденькая, а теперь совсем девочкой выглядит в этих своих джинсиках и курточке…
Вдруг его осенило. Это она, очевидно, умылась, краску стёрла, они же наверняка там специально чересчур ярко красятся, чтобы в полутьме было видно.
Олеся подошла к «форду», с несвойственной ей робостью открыла дверцу и несколько неловко юркнула внутрь.
– А я думала, ты пошутил, – сказала она, усевшись.
– Ну и зря, – ответил он, – я вовсе не шутил.
«Форд» мягко тронулся с места и, набирая скорость, понёсся по опустевшей Москве.
Глава пятнадцатая
Возвращение
Ночь. Мои мысли полны одной
женщиной, чудной внутри и в профиль.
То, что творится сейчас со мной,
ниже небес, но превыше кровель.
И. Бродский
Около двух часов ночи Виктор наконец подъехал к своему дому. Было такое чувство, что он уехал из него чёрт знает когда, давным-давно, так давно, что даже забыл какие-то привычные глазу детали экстерьера, и сейчас он с некоторым удивлением узнавал столь хорошо когда-то изученный им подъезд.
Он уже с полчаса сидел в машине, но по-прежнему медлил с выходом, подспудно понимая, что как только он шагнёт через этот родной порог, так всё снова встанет на свои места и то, что коснулось, нет, не так, то, что обожгло его нынешним вечером, возможно, исчезнет безвозвратно, и больше он уже ничего подобного никогда не испытает. Вот этого-то он и страшился, а потому сидел сейчас неподвижно, тупо уставившись на знакомое до мелочей парадное и вспоминая, как Олеся, забавно картавя, рассказывала ему свою горемычную историю.
Собственно, ничего в этом рассказе не было необычного, нормальная заурядная история о том, как провинциальная девушка оказывается на столичной панели. И какое, скажите на милость, это всё имеет отношение к нему, Виктору Гордину, жизнь которого проходит на высоком восьмом этаже, неизмеримо далёком от этой самой панели.
Но-но, не зарывайтесь, господин Гордин, не так уж всё это безумно далеко друг от друга.
Да вон Люба тоже ведь казалось существом с другой планеты… Там, где ещё первобытно-общинный строй в разгаре. А получилось в конечном счёте, что ближе человека у него нет.