Стиснув зубы, я распахнула окно и выбралась на лестницу.
В нашем квартале с верхних этажей открывался вид на Ист-Ривер и несколько островов: Норт-Бразер и Саут-Бразер, Рэндаллс и Уордс, а вдали просматривался остров Блэквелл. Хелл-Гейт – опасный узкий пролив рядом с Куинсом – отсюда тоже было видно. Холодный ветер неприятно щипал мне щеки.
Папа любил этот пейзаж.
На высоте он чувствовал себя уверенно и почти всю жизнь работал на опасных строительных площадках – мостах и всяких высоких зданиях.
– Мы, ирландцы, расходный материал, – с ухмылкой говорил он. – К счастью, равновесие у меня хоть куда.
Да, папа никогда не боялся высоты. А с ним не боялась и я – по крайней мере, не так сильно. Мы садились рядышком, бок о бок, и свешивали ноги с лестницы. Папа рассказывал о бейсболе, скручивая папиросы, и табачный дым плыл над улицами, что лежали внизу. Мы сидели так часами, наблюдая за проходящими по реке пароходами, которые баламутили вокруг себя воду.
– Ты только глянь на этих тягачей, – говорил папа.
Он любовался даже судами, груженными мусором и бочками с нечистотами, – они сбрасывали городские отходы в Атлантический океан. Иногда он показывал на какой-нибудь миловидный кораблик.
– Знаешь, я сюда приплыл на таком же красавчике.
От таких воспоминаний стало больно, но я все же присела на площадку подальше от края и сцепила руки в замок. Теперь реку было видно не полностью: недавно построенный дом на соседней улице загораживал мне обзор. Но если закрыть глаза, картинка все равно всплывала в голове.
В конце концов, мне хотелось увидеть вовсе не реку.
Я пыталась мысленно представить папину улыбку. Услышать его смех. Хотела еще разок почувствовать, что папа рядом. Пока я не уехала отсюда далеко-далеко.
И вдруг – как будто в палец ткнули иголкой – перед глазами всплыла ясная картинка.
Воспоминание, которое мне хотелось забыть.
Было утро. Лето. Мне почти пять лет.
Со всей осторожностью, чтобы не расплескать, я, как всегда, несла к лестнице чашку кофе для папы. Иногда мама шла рядом, чтобы в случае чего помочь мне, но в тот день ее не было дома. И когда я выбралась на залитую солнцем площадку пожарной лестницы, то увидела исполненный ужаса папин взгляд. Он схватил меня за локоть, дергая за рукав и тыча куда-то пальцем, и горячий кофе выплеснулся мне на руку. От такого ожога наверняка остался бы шрам, но я не расплакалась, а папа даже не заметил этого. Потому что мы оба неотрывно смотрели на реку.