Поняла я вдруг, что не все люди, меня восхищавшие, были давно мертвы.
Меня поразил масштаб его личности: ему были известны все тайны мира. В. рассказывал о секретах изготовления дамасской стали; о том, как на лету мог клинок перерезать шелк; о кривой сабле легендарного Саладина, травленой до миллиона змеистых линий; поведал о древнем Востоке и боевых искусствах и о том, какие точки на человеческом теле смертельны, если туда ударить.
Возле кладбища к нам прибилась собака: рыжая сука размером с волка, свалявшаяся грязная шерсть цвета осени. Я без страха потрепала ее по загривку и назвала Кицунэ. Она радостно затрусила рядом.
– На кладбищах самые дружелюбные псы, – бросил В.
– Почему?
– Всегда сытые.
– Едят свежие трупы?
В. фыркнул.
– Нет, конечно. На могилах оставляют еду с поминок.
– Мы с Хоем и Кирей там конфеты берем, – вставила Клепа.
– Нельзя! – обернулся В. и так сверкнул на нее глазами, что у меня пробежали мурашки размером с дыню, а Кицунэ в испуге попятилась. – Нельзя заходить на кладбище, если у тебя не похоронен там родственник. Это святая земля, нельзя беспокоить духов.
Хорошо еще, он не знал, что Клепа целуется на чужих могилах и вырезает на них пентаграммы.
Клепа сникла, будто ее отругали за двойку. В. добавил что-то о тупых готах и сатанистах, и это так напоминало старческое брюзжание, что я рассмеялась. На вид ему было за двадцать, я прикинула мысленно: двадцать шесть. Рядом с ним мелкая Клепа казалась совсем юной, он порыкивал на нее по-отцовски. Забавно, мы так часто играли с ней в дочки-матери, что она по привычке до сих пор звала меня «мама».
Так шли мы, странная семья в черных одеждах, и каждый из нас рос без отца.
Глупая Кицунэ то и дело кидалась под колеса машин. Мы стояли на светофоре, и я склонилась к ней, чтобы удержать от прыжка. Она прильнула ко мне: под рукой и густой рыжей шерстью билось собачье сердце.
Впереди показалась стая безродных псов. Возможно, у Кицунэ была течка, потому что стая вдруг проявила к ней недвусмысленный интерес. Девочка прижалась к моей ноге, подняла блестящие палевые глаза, прося о помощи.
Псы окружали нас, Клепа тяжело задышала, В. напрягся и прошептал:
– Спиной не поворачиваться. Бить по носу.
Сначала явился страх, потом кристальная ясность дальнейший действий. Я ударила толстой подошвой гада о тротуар и, когда стая вздрогнула, издала нечеловеческий ураганный рев: «ФУ-У-У-У-У-У-У-У-У-У!»