В школе Дудочкина была отличницей, но все же не конченной. В каждом из наших «настоящих» отличников имелось нечто, вызывавшее улыбку сочувствия. Женя Башмачникова – верста коломенская, Миша Валоконов – наоборот, метр с кепкой, и очкарик. Лена Трофимова – пухленькая «булочка». Каждый по своему комплексовал, надо полагать, и в учебу ударялся от того еще, что не находил своего места в развеселой компании. Дудочкина была не такая – «нормальная». Яркая, живая, общительная. Секретарь комитета комсомола школы, между прочим, в десятом классе! (Я, кстати, был комсоргом класса. Это наша классная руководительница так «пошутила»). Золотую медаль Дудочкиной все же немножко «подарили», одноклассники это понимали. За комсомольскую работу в том числе, вероятно. Но, ей-то что до пересудов, если мыслить прагматически? Медаль нужна не перед классом красоваться, а при поступлении в вуз, чтобы сдавать всего один экзамен.
Однако, как говорили в детстве, жильда на правду вышла. В свой медицинский с первого раза Дудочкина не поступила. Мне лично было жаль это услышать. Училась она, во всяком случае, лучше нас с Тарасом и Бобом. Мы поступили, а Дудочкина – нет! Пятерку получить на первом экзамене ей не удалось, пришлось сдавать и остальные, уже на общих основаниях. Баллов не хватило. В медицинский и вправду всегда было сложно поступить. Год потеряла, спустилась с небес, где-то поработала, стала ближе к народу, все только в плюс – это я так себе рассуждал. Со второго раза поступить удалось.
«Что это, телепатия? – думал теперь про Дудочкину, видя ее у себя дома. – Или Женька Щукин с небес посылает мне прощальный подарок?» Ведь я вспоминал о ней накануне. На похоронах ее не было – уезжала из города. Очевидно, Валентина рассказала ей в красках, как все прошло, и теперь обе пришли ко мне как бы в поисках той особенной атмосферы, что возникла тогда, а, может быть, они принесли эту атмосферу с собой. Чем больше смотрел на Дудочкину, в фирменных джинсах сидящую на моем диване, улыбающуюся, тем острее чувствовал, что-то из этого выйдет!
В младших классах мы со Щукиным приглядели себе по симпатии, потому что так полагалось. Он выбрал Селезневу. Тогда это была тоненькая, как тростиночка, светловолосая девочка, а не та дородная дама, с которой вместе я курил на балконе у Печенкиной в вечер после похорон. А я – Дудочкину, кудрявую, с большими черными глазами и вздернутым «детским» носиком, похожую на девочек с немецких открыток. Открытки те я разглядывал у дедушки с бабушкой. Отец присылал их из Германии, когда работал в военном журнале. Это было еще до моего рождения.