Изнутри неслись такие запахи, что на несколько секунд Андрей застыл посреди двора, полностью дезориентированный и оглушённый. Травы, мёд и свежеиспечённый малиновый пирог. Разве так пахнет дом злой ведьмы? Конечно, нет!
Издалека донёсся шипящий шёпот Самойлова:
– Эй! Давай, Андрюха! До конца! Иначе не считается!
Эти слова толкнули вперёд не хуже подзатыльника и, не вполне отдавая отчёт поступкам, Андрей подошёл к дверям, откинул в сторону занавеску и зашёл внутрь.
«Баба-Яга» сидела за столом, перебирая свежесобранные травы. Седая коса её, переброшенная через плечо, покоилась на груди, обтянутой весёленьким платьем в мелкий цветочек. Совершенно ничем эта старая женщина не походила ни на одну пожилую обитательницу обеих Талок – слишком прямая осанка, чересчур длинные волосы, очень яркий, для старухи, наряд. Услышав шаги, она оторвалась от работы и улыбнулась застывшему в проёме Андрею:
– Здрав будь, Андрейка. Ты всё-таки пришёл. Я рада.
Это заявление его удивило – склонив голову набок, Андрей пытливо посмотрел на собеседницу. Больше всего в её облике поражали удивительно яркие и искрящиеся жизнью глаза. Именно они, вкупе с правильными чертами лица и осанкой, делали женщину похожей на добрую волшебницу, а никак не на злую колдунью.
– Так ты… знала, что я приду?
И как он, будучи болезненно застенчивым ребёнком, решился не просто заговорить с незнакомой, пугающей всех, старухой, но ещё и обратиться к ней на «ты»? Андрей до сих пор не находил этому объяснения. Но тогда «ты» показалось тёплым и сближающим, а потому, самым правильным словом. Кузнецова глянула с ласковой и весёлой улыбкой, отложила травы и разгладила на груди цветастую ткань:
– Как видишь, даже принарядилась в твою честь. И пирог испекла.
– Малиновый? – по-собачьи понюхав воздух, заинтересовался Андрей. – Вкусно пахнет! И платье у тебя красивое.
Последние слова хозяйки он счёл приглашением и, с детской непосредственностью, зашёл в комнату, устроившись на лавке в ожидании пирога и поглаживая ладонью деревянный, выскобленный до желта, нагретый солнцем стол. От его святой простоты старуха запрокинула голову и рассмеялась, но в смехе её, пусть и хрипловатом, не прозвучало ни издёвки, ни поддразнивания. Поэтому Андрей не обиделся и зачарованно наблюдал, как женщина прижимает ладони к щекам и отбрасывает за спину белоснежную косу.