Сбросив оцепенение, Андрей наклонился к сестре и тщательно понюхал воздух перед её лицом – запах слабый, да и в глазах Миланы не безрассудное тупое веселье, свойственное пьяным людям, а шальная ликующая злость. Или показалось? А, неважно! Прижавшись губами к уху сестры, он шепнул приторно-ласковым голосом:
– Ах ты ж пьянь! – и звучно шлёпнул её по заднице.
Мила такого поворота не ожидала – изумлённо вытаращила глаза, шарахнулась в сторону и завопила:
– Ты… ты… ударил меня!
– И ещё раз вмажу, бесстыжая ты засранка! – пригрозил Андрей, угрожающе рванувшись в сторону сестры.
Та отскочила в сторону, выставила руки в оборонительном жесте и вдруг запела:
– Как на Андрюшины именины… Испекли пирог… из глины! Каравай-каравай кого хочешь выбирай! Я люблю, конечно, всех! А Андрюшеньку, душеньку, милого сынка – больше всех!
Последнюю фразу она уже не пела, а выкрикивала из противоположного угла комнаты, из-за дверей, за которыми спряталась от разошедшегося Андрея, с подушкой в руке пытающегося выудить прячущуюся хулиганку.
– Хватит! Прекратили, я сказал!
Кричал Санька, исподлобья наблюдавший за их дикими скачками по комнате. Заинтересовавшись, Мила отпустила дверь, и Андрей воспользовался моментом – дёрнул за ручку, вытащил сестру из укрытия и хорошенько наподдал подушкой по заду.
– Всё! Хватит! Вы же взрослые! Вы не можете так себя вести!
Вечером, когда вся семья собралась на кухне, подозрения Андрея подтвердились: между матерью и Милой и впрямь случилась размолвка. Ссорились они и раньше, но никогда сестра не вела себя так нарочито и пренебрежительно – подчёркнуто игнорируя мать и общаясь с ней только через посредников, отца или брата. А старшая Горяева, вместо того чтобы осадить дочь, ведущую себя так вызывающе и по-детски, напротив, чуть ли не заискивала перед ней!
– Доченька, маслица возьми. Свежайшее – отец специально вчера в Красное ездил, на молкомбинат.
– Пап, да скажи ты ей – я сливочное масло десять лет как не ем!
– Люд, отстань от неё. Не маленькая и не чужая. Сама сообразит, что взять.
Андрей наблюдал за происходящим молча, чувствуя, как угасшее было раздражение разгорается с новой силой, поэтому на обращавшуюся к нему сестру реагировал сухо и зло:
– Тебе надо, ты и говори.
Один отец вёл себя непринуждённо – хохотал, рассказывал дурацкие бородатые анекдоты и спорил до хрипоты по любому поводу. Но в атмосфере общей напряжённости такое поведение сильно отдавало фарсом. К концу ужина Андрей окончательно уверился, что вместо родного дома случайно попал в психушку. Настроение, без того не самое лучшее, ушло в минус.