– А второй пункт? – спросил Кальвин.
– Не кто иной, как отец, приохотил меня к химии. – Элизабет выдохнула. – Наверное, я должна сказать ему спасибо, – горько добавила она. – Но нет.
Пытаясь скрыть свое разочарование, Кальвин повернул голову влево. В этот миг он понял, как же ему не терпелось познакомиться с ее родными: как он надеялся посидеть с ними за праздничным столом, как рассчитывал, что со временем они признают его своим, просто потому, что для нее он – свой.
– А где сейчас твой брат? – спросил он.
– Умер. – В ее голосе звучала жесткость. – Покончил с собой.
– Покончил с собой? – задохнулся Кальвин. – Как?
– Повесился.
– Но… но почему?
– Отец сказал, что Господь его ненавидит.
– Но… но…
– Как я уже сказала, отец обладал даром внушения. Стоило ему сказать, что Господу угодно то-то и то-то, как Господь прислушивался. А Господом и был сам отец.
У Кальвина скрутило живот.
– Ты… ты была к нему близка?
Элизабет набрала побольше воздуха:
– Да.
– Нет, я все-таки не понимаю, – упорствовал он. – Зачем твой отец произнес такие слова?
Кальвин воздел глаза к темному потолку. При почти полном отсутствии навыков общения с близкими он привык считать, что родня – залог стабильности, подспорье в тяжелые времена. Ему и в голову не приходило, что родня сама может стать наказанием.
– Мой брат… Джон… был гомосексуалистом, – выдавила Элизабет.
– Ох… – выдохнул Кальвин, как будто этим все объяснялось. – Могу только посочувствовать.
Приподнявшись на локте, она вперилась в него сквозь темноту.
– Как прикажешь тебя понимать? – вырвалось у нее.
– Ну, на самом деле… а как ты узнала? Вряд ли он сам тебе рассказал.
– У меня как-никак научный склад ума, если ты не забыл, Кальвин. Вообще говоря, в гомосексуализме нет ничего из ряда вон выходящего – это заурядный факт биологии человека. Меня удивляет, что людям это неизвестно. Никто, что ли, не читает Маргарет Мид?[2] Дело в том, что я была в курсе ориентации Джона, и он это знал. Мы с ним говорили начистоту. Он не выбирал для себя такой путь; это была часть его сущности. И вот что хорошо, – задумчиво добавила она, – он тоже знал обо мне.
– Знал, что у тебя…
– Научный склад ума! – рявкнула Элизабет. – Слушай, я понимаю, тебе трудно это принять, учитывая жуткие обстоятельства твоей собственной жизни, но если мы рождаемся в конкретной семье, это вовсе не значит, что вырастем такими же.