И снова плевать…
Лишь бы…
Ещё чуточку глубже. Чуть резче. Возможно, грубее.
– О, да…
И всё.
Прекратилось.
Оливейра вовсе отступил.
И смотрел на меня теперь с такой ненавистью…
С хрустом сжимая и разжимая то и дело кулаки.
А до меня только сейчас дошло, что именно я ляпнула. Вернее, каким именно образом это прозвучало и воспринялось для него.
Сознаться?
Покаяться.
Разубедить?
Оправдаться.
С чего бы…
Сам знал, что брал!
А если не нравится, пусть на место вернёт!
– Я же предупреждала, Оливейра, если тебе скучно, стоило бы лучше заказать себе шлюху, – усмехнулась скорее собственным мыслям, нежели своим же словам.
Стоять перед ним вот так, всё ещё обнажённой вновь ощущалось не настолько комфортно, как прежде, когда в голове плыл сладкий туман, но желание прикрыться я подавила.
– Зачем, если у меня теперь есть ты? – съязвил Ник, возвращая на лицо прежнюю маску надменного нахала. – Вроде даже неплохо сошлись, – показательно опустил взгляд на мои бёдра.
Стремление одеться только усилилось. Но я бы не была собой, если б упустила возможность ещё одной маленькой провокации. Совсем не спешила, пока демонстративно лениво разбирала пальцами собственные непослушно вьющиеся локоны, расправила и перекинула себе за спину. Ещё пять минут позора и буду свободна.
Надеюсь.
– Утешай себя этой мыслью, – фыркнула.
Прожигающий мою кожу взор поднялся обратно к лицу. Полный тяжести и мрака. Мгновение и я вновь прижата к столешнице.
– Мы оба знаем, не остановись я, и ты бы мне дала прямо здесь и сейчас, и в той позе, в которую бы я тебя поставил, – скатился на знакомый шёпот. – Как та же шлюха. Только за бесплатно. Уверен, ты бы и на коленочки встать передо мной не отказалась. Аделия Вега, – закончил с нажимом.
Кто бы знал, как мне захотелось его ударить!
– Уверена, ты бы кончил быстро. Менее, чем за минуту, – бросила встречно, пусть то и походило на вызов. – Николас. Оливейра.
Чем только себя не успокоишь, раз уж я сама на себя роль названной шлюхи примерила, остаётся только держать лицо…
– Не сомневаюсь. Ты бы ведь обязательно сделала для этого всё возможное и невозможное, – снова прижался он ко мне совсем вплотную.
Его стояк опять упёрся мне в живот. И это самое истинное свидетельство его отношения ко всему. Что бы он ни говорил. И как бы я ему не отвечала. Исходящий от оборотня жар – как тот же дурман. Пьянил похлеще самого терпкого алкоголя. Травил рассудок вернее самого безотказного яда. Чем дольше дышишь и впитываешь, тем глубже и безвозвратнее травишься. Я спятила? Должно быть. Как и он.