Энн вошла в сводчатый портик главного входа, откуда винтовая лесенка вела в комнату привратника. Расположенная вдоль дома галерея с аркадами была перегорожена в нескольких местах, и Энн отворила первую загородку и закрыла ее за собой. Необходимость этих загородок стала очевидной, едва она за нее ступила. Грязь и навоз толстым слоем покрывали старинные плиты галереи, в которой обитали телята, гуси, утки и на удивление огромные свиньи с поразительно крошечными поросятами. Под крестовым сводом несколько телок, вытянув шеи, с довольным видом лизали лепную капитель, поддерживавшую свод. Энн направилась ко второй арке, в которую также была вделана перегородка, дабы скот не мог находиться в постоянном общении с обитателями дома. Дверного молотка не было, и Энн постучала небольшой палкой, которая была оставлена у стены для этой цели, но так как на стук никто не откликнулся, Энн вошла в холл и снова постучала – в дверь, ведущую во внутренние покои.
Послышался легкий шорох, дверь приоткрылась примерно на дюйм, и в образовавшейся щелке показалась часть увядшего лица – один глаз в окружении сетки морщин.
– Простите, пожалуйста, я пришла за газетой, – сказала Энн.
– А, это ты, милая Энн? – жалобно проскулил обитатель этого жилища, чуть-чуть увеличивая щелку. – Я так ослаб, что едва-едва добрался до двери.
Слова эти принадлежали старому, высохшему джентльмену в куртке того цвета, который являлся преобладающим на его скотном дворе, в панталонах того же оттенка, расстегнутых у колен, где над чулком виднелся кусок голой ноги, однако ослепительно белое жабо словно стремилось возместить небрежность нижней части туалета. Сквозь прозрачную кожу лба над глазными впадинами просвечивали кости черепа, а углы тонкого рта по самомалейшему поводу растягивались до ушей. Старик тяжело заковылял обратно в глубь комнаты, и Энн последовала за ним.
– Хорошо, ты можешь получить газету, если хочешь, только вы никогда не оставляете мне времени, чтобы поглядеть, что там написано! Вот, получай. – Он протянул Энн газету, но прежде чем она успела ее взять, отдернул руку. – Мне, можно сказать, так и не досталась газета, зрение у меня слабое, а тут не успеешь оглянуться, как за ней приходят! Меня обвели вокруг пальца с этой газетой. Ну что ж, уносите. У меня останется сознание, что я исполнил свой долг перед людьми. – И в полном изнеможении он утонул в кресле.