– Ой, ну это же несправедливо! – взволновалась Альбина.
Я доел борщ и успокоительно улыбнулся Насте.
– Не волнуйся, поделюсь с тобой… Уж не настолько обессилел! Девчонки, да знал я, что деление – это вычитание. Но не причисляйте меня к раздавахам! Спасибо Котову, научил концентрировать энергию. Да, что-то я утратил, но это всё – мелочи! Вы главное поймите – собирая, пестуя эгрегор, я таки добился того, чего хотел. Девушки, подруженьки мои милые! – у меня это получилось не игриво, а очень даже прочувствованно. – Когда мы вместе, нам уже никто не страшен. Вы даже не представляете, на что способны! Я ослабел лишь для того, чтобы сила эгрегора выросла в разы! – и подпустил к губам улыбку: – На что только не пойдешь ради коллектива! И теперь для меня основное – ваше доверие, ваше сопереживание, общее понимание цели…
– Ой, да мы тебе и так верим! – воскликнула Ефимова.
А Тимоша, словно уловив исходившие от меня волны непокоя, спросила тревожно:
– Что-то случилось?
– Может случиться, – сдержанно ответил я, и усмехнулся неловко: – Вчера мне было видение… О том, что произойдет этим летом.
– Рассказывай! – велела Рита.
– Лучше не словами, – замялся я. – Соберемся попозже «хороводом», раскрою вам… хм… душу – сами увидите…
Грюкнула, задребезжала балконная дверь. Кто-то бубнил:
– Мальчик… Девочка… Какая разница?
– Лично я – за девочек! – выразил свое мнение Изя.
– Да пуркуа бы и нет? – вздохнул Зенков, раздергивая занавески. – Я ж не против… Скорей бы только!
Девушки, словно по команде, склонились над столом, перегорая от любопытства.
– Ой, ну скажи, скажи, что ты видел! – заныла Альбина, ерзая в нетерпении.
– Что будет? Что будет? – поддакнула Светлана в Машиной манере.
– Атомная война, – сухо обронил я, и сжал губы.
Глава 1.
Суббота, 11 марта. Утро
Москва, Комсомольская площадь
Всегда питал самые нежные чувства к Ярославскому вокзалу – для меня, в бытность дальневосточником, его высокие крыши в стиле а ля рюс доказывали, наглядно и зримо: «Ты в Москве!»
Шум, суета, гулкие голоса дикторов, крики носильщиков, басистые гудки не утомляли, а тонизировали.
Остановившись, я смотрел, как широкомордый тепловоз, бликуя прожекторами и пыхтя, доволок состав и замер. Волною прокатились лязги, скрипы, шипенья…
С неистребимым жестяным призвуком заговорил серебристый динамик: