Матушка, когда была жива, всегда говорила, что сердце у человека – как солнце. Сколько ни отдавай жара и любви, не убудет, лишь станет больше. Иногда я сомневаюсь, есть ли у Агарьи, моей мачехи, сердце. И если имеется, из чего оно сделано? Из камня, который мне не проломить? Или изо льда, растопить который невозможно?
Песня Любавы закончилась, и девушки затянули следующую, не менее тоскливую. Я бы лучше послушала нянюшкины сказки. Но Мирослава с подружками лишь посмеивались над старушкой. Сводная сестрица уже взрослая, почти невеста, какие тут сказки? Наверняка на днях к ней кто-нибудь придет свататься. Еще бы! Мирославе в приданое достанется отцовский дом и сундук золота, не считая многочисленных перин и вышитых сорочек. Мне же замужество не светит. Кто возьмет бесприданницу? Мачеха убедила отца, что в приданном я вовсе не нуждаюсь. А он, влюбленный, потерявший разум, слушает ее сладкие речи, в которых мне чудится змеиное шипение.
Я достала шерсть из корзины, закрепила на прялке и подавила очередной вздох. Спину уже ломит от натасканных сегодня ведер с водой, и глаза слезятся. В углу, где я сидела, света мало, но зато иногда можно отвлекаться и смотреть на узоры, оставленные на окнах. Красивые, вычурные, ажурные… В детстве я верила, что по свету гуляет Охотник, который выпускает белые стрелы. Те летят, подхватываемые северными ветрами, рассыпаются снежными хлопьями. Жаль, что сердце у этого Охотника ледяное.
Хороша нянюшкина сказка! Так в душу западает, что начинаешь невольно верить, что где-то этот Охотник есть. И ждет свою суженую, которая сможет растопить его сердце, согреть, уничтожить злые чары. Раньше же он тоже был человеком…
– Анна, принеси свечи, закончились, – крикнула Мирослава, и я от неожиданности вздрогнула.
Отложила работу, поднялась и выскользнула из горницы. Половицы в доме, укрытые лоскутными половиками, поскрипывали, дополняя песню снежной стихии. Я нырнула в чуланчик, нашла свечи и уже собралась было выйти, как услышала приближающиеся шаги. Затаилась, сама не зная, зачем.
– Ох, не повезло девке, – раздался голос нашей кухарки Липы, дородной и румяной, как пирожок.
Лишь она да старая нянюшка меня жалели да изредка баловали.
– Думаешь, отдадут нашу Аннушку за Фрола?
– Хозяйка уж сосватала. Завтра придет…