Она качает головой.
– Подобные остроумные высказывания не обрадуют твоих хозяев.
– Тогда я буду просто молчать. Они не заставят меня проявлять остроумие.
– Думаешь, проблема только в твоем остроумии? – Рафи начинает загибать пальцы. – Ты не знаешь, какие наряды сейчас носят. Ты не знаешь последних скандалов: кого больше не приглашают на вечеринки и почему. Тебе никогда не приходилось менять тему во время неловкого разговора!
Я поднимаюсь с кровати и встаю у окна, у меня дрожат руки.
– Я люблю тебя, сестренка, – мягко произносит Рафи. – Но ты ненормальная. Вместо одежды и музыки ты рассуждаешь о путях побега и импровизированном оружии. А еще ты ешь как дикарка.
Она говорила об этом и раньше – мое воспитание в качестве ее двойника сделало меня иной. Но всегда это делала с любовью, потому что я не похожа на ее богатеньких своенравных дружков. Однако то, как она говорит сейчас, вынуждает меня чувствовать себя одинокой.
Дело в том, что я могу улыбаться как Рафи, двигаться как она, копировать выражения ее лица. Читать на дисплее айскрина[9] текст речи с аналогичными паузами и интонацией. Даже на скайборде мы стоим в одинаковой позе.
Но я не знаю людей так, как знает она. Сестра способна разговаривать с любым гостем – высокопоставленным лицом, солдатом, случайным человеком – без каких-либо усилий. У нее сотни друзей, с которыми я не знакома. Я только запоминаю их лица, чтобы знать, кому помахать на танцполе во время вечеринки. Всю ее жизнь я вижу лишь в коротких обрывках, словно подглядываю в замочную скважину.
Возможно, по этой причине мне так хочется отправиться в Викторию. Хотя бы раз побывать на своей собственной вечеринке.
Я стараюсь надуть нижнюю губу.
– Я просто буду все время дуться, и они даже не заметят разницы. Два месяца проведу в твоем привычном дурном настроении.
Обычно мне великолепно удается изображать ее недовольное лицо, но сейчас она даже не улыбается.
– Фрей, ты должна стать идеальной гостьей. Если хоть кто-то догадается, что ты заложница, это будет катастрофой для обеих семей.
– Да кто в это поверит? Разве кто-нибудь раньше проделывал такое?
– За последние семьсот лет – никто. О чем тебе было бы известно, прочитай ты Макиавелли. – Ее голос становится мягче. – Но сейчас мы говорим об отце. Думаешь, он…
На миг она замолкает, а после шепотом произносит волшебные слова: