Экстраверта звали Элайджа Феербах. Происходил он из знатного рода, имел титул барона и провёл детство в родовом замке на берегу Мунирианской Ривьеры. Чета Феербахов, мать и отец Элайджи, славились радушием и открытостью, воспитывали Элайджу в атмосфере любви и достатка и ни в чём ему не отказывали.
Большую часть жизни Элайджа посвятил своим увлечениям, среди которых были хождения под парусом, авиация и дружеские вечеринки.
К сожалению, однажды Элайджа потерялся. Он смутно помнил, как это произошло. Его яхта налетела на рифы, он потерял сознание, а когда очнулся, из детства остались лишь остатки воспоминаний, а дорога домой была безнадёжно позабыта.
Интроверта звали Ош Лазинский. Он почти ничего не помнил из своей жизни. Самое яркое воспоминание было о том, как он плывёт с близкими на каком-то судне. У борта сверкали на солнце яркие рыбы, он наклонился за ними и упал за борт. Он закричал, и судно вернулось за ним. Его вытащили из воды, но он стал причиной того, что судно сбилось с курса и потерпело крушение. Он потерял всех близких, а выбравшись на сушу, понял, что стал сильнее. С тех пор он старался молчать и никогда не тянулся за яркими рыбками.
Мортимер Стук был альтруистом. Он рос в окружении добрых людей, которые любили его, а он любил их. Ведь люди всегда были добры к нему. Однажды добрые люди спросили, не хочет ли он отправиться в круиз. Это было на благотворительной лотерее в рождественский вечер. Свой выигрышный билет на каюту для самых близких людей на белоснежном лайнере ему отдал безногий чахоточный больной. В круизе Мортимер увидел, как мальчик, потянувшийся за яркими рыбками, упал в воду. Мортимер бросился к нему на помощь и закричал. Корабль развернули. Мальчика достали из воды, но корабль сбился с курса и потерпел крушение. С тех пор Мортимер стал Эгоистом.
Тёмного и Светлого звали Рейкьявик и Иссая. Однажды они стали свидетелями того, как творится беда. И один из них промолчал, а другой позвал на помощь.
Альтруиста звали Ягода, и ему было всё равно.
Поначалу я испугался, что внутри меня живёт столько людей. Однако уже к вечеру, когда был изрядно пьян, я с воодушевлением понял, насколько я разносторонняя личность, и оглянулся, чтобы поделиться этим радостным озарением с другими, но вдруг заметил, что в комнате я снова один.