И хорошо заснуть, и не проснуться.
«На книжных полках больше стало пыли…»
На книжных полках больше стало пыли.
Я постарел, и за мелькнувший год
Две женщины меня уж разлюбили.
Хотел бы знать, что третья не уйдёт.
Она ко мне приходит на рассвете
И вносит вновь во всё, что говорит
Тревожный жар своих тысячелетий.
Но неизвестен возраст аонид.
И та, что заходила к Архилоху
Была с Катуллом в горькие часы,
Еще и в эту молода эпоху,
Погибельной исполнена красы.
«Люблю я тех, кому дано…»
Люблю я тех, кому дано
Стихотворение одно.
Я знаю, если ты – не гений,
Многописанье – тяжкий грех,
Но пусть живёт одно из всех
Нахлынувших стихотворений!
Есть божества, они – о, да! —
Со мною странствуют всегда,
Но вдруг приходят, сердце тронув,
И так немного дарят строк
И горький воздуха глоток
Мне Кочетков или Сафонов.
«Напомнит лес о русокудром Леле…»
Напомнит лес о русокудром Леле,
А, может быть, о лешем колдуне,
И звук жалейки, жалоба свирели,
В вечеровой раздастся тишине.
Снег упадёт негаданным подарком,
Или пригорода чёрная весна
О бормотанье сбивчивом и жарком
Расскажет, говорлива и бурна.
А северная зимняя столица —
С игрой вечерней, с цокотом копыт
Анапесту позволит возвратиться
И прозу, и простуду возвратит.
Одна с божественным порывом…
Боратынский «Рифма»
Кричит акын, то злой, то сладкогласый,
То жгучий, то журчащий, как вода,
И старых рифм несметные запасы
Не истощатся никогда.
Рот разевает, мнет живот обвислый,
Пытаясь рифму новую найти,
И новые сбегаются к ней смыслы,
Иные открываются пути.
Куда заводит рифма в самом деле!
В младенчестве укачивал её
Хребет коня, подобный колыбели…
Но вот уходит в странствие своё.
И воинство доскачет до Китая,
И мчится вестник на крылах орла,
Пока клокочет, чувства сочетая,
Та, что у вас, в Европе, умерла.
Кажется, что щурится от света,
Продолжая жить невдалеке,
Изваянье памятное это
С тростниковой палочкой в руке.
Хитроватый и широколицый,
Взгляд вперил в каменносечный фриз,
Где рабы согнулись над пшеницей
И над пиром жаркий диск завис.
Мумии, конечно бы, продрогли,
Если бы не вещие слова.
Если вносишь душу в иероглиф,
То она останется жива…
Я и сам из этого сословья.
Верен тем, кто подлинно велик,
Добавлять последние присловья
К ветхому папирусу привык.
Бугорок на среднем пальце высох,
Это жизнь с годами нанесла
После стольких списков и расписок